– Душечка… как раз вовремя…
И со свойственной ему мягкостью потащил в прихожую:
– Давай, давай, давай…
В огромной, отделанной под ампир квартире гремела музыка, плыл табачный дым, слышался говор и смех.
Стасик снял с Марины плащ, взъерошил ее волосы и боднул круглой непривычно маленькой головой:
–Мур, мур… красивая моя..
Марина погладила его кумпол:
– И ты под Котовского! Панкуешь?
– Нееет! – откинулся он, закатывая еврейские глаза, – Не панкую, а ньювейворю!
– Отлично, – качнулась Марина под тяжестью его рук, – Опять полна горница людей?
– Ага. У меня сегодня Говно куролесит. Пошли познакомлю, – он потащил ее за руку через длинный коридор, – Это классные ребята, из Питера. Только что приползли…
Они вошли в просторную, прокуренную комнату. На полу, диване и стульях сидели пестро одетые парни и девушки, в углу двое с размалеванными лицами играли на электрогитарах, выкрикивая слова в подвешенный к потолку микрофон. Две невысокие аккустические колонки ревели грозно и оглушительно. Марина присела на краешек дивана, Стасик опустился на пол. усевшись по-турецки. В основном пел один парень – высокий, в черных кожаных брюках, желтом пиджаке на голое тело, с узким бледным лицом, на высоком лбу которого теснились красные буквы: ГОВНО.
Его худощавый товарищ в черном тренировочном костюме, с разрисованными цветочками щеками подыгрывал на бас-гитаре, притопывая в такт белыми лакированными туфлями.
– Наблюююй, наблююююй, а выыытрет маааать моооояяя! – пел высокий, раскачиваясь и гримасничая.
– Наблюююй, наблююююй, а выыытрет мааать мооояяяя! – подтягивал хриплым фальцетом басист.
Трое сидящих рядом с Мариной девушек раскачивались в такт песне. Волосы у одной их них были подкрашены синим.
– Забууудь, забууудь, тебяяя забууудууу яааа! – пел Говно.
– Забууудь, забууудь. тебяяя забууудууу яааа! – вторил басист.
Протянув свою длинную руку, Стасик извлек откуда-то бутылку красного вина, протянул Марине, но она ответила, шепнув:
– Я водку пила уже, не надо…
Улыбнувшись, он кивнул и приложился к горлышку.
– Скулиии, скулиии, гнилааая жииизнь мооояаааа!
– Скулиии, скулиии, гнилааая жииизнь мооояаааа!
Дважды повторив последнюю строку, они сняли гитары с плеч и под недружные хлопки уселись вместе со всеми.
– Заебался уже, – пробормотал Говно, ложась на пол и закрывая глаза.
Басист надолго припал к протянутой Стасиком бутылке.
– Говно, как Бетховен играл! – выкрикнула высокая коротко остриженная девушка.
– Как Бетховен? – вопросительно протянул Говно, – Как Моцарт, дура.
Все засмеялись.
Говно вдруг резко приподнялся, встал на колени и стал расстегивать свои кожаные, плотно обтягивающие ноги брюки: