– И какую же букашку может создать человек, увязнувший в пороках? Думаю, что такая букашка будет сильно смердить.
– Да…как правило это так…не букашка, а какашка…но таковы реалии этого мира. У известного человека, того, который выделяется, который заметен на поверхности океана, больше шансов продать свой продукт, каким бы он не был.
– Неужели в этой эпохе всего добиваются только люди греха, неужели нет ничего по настоящему красивого и великого? – Щёки расстроенного Поэта загорелись нервным румянцем.
– Я просто привёл тебе один из распространённых примеров. Конечно, пробиваются и талантливые люди, есть красивые и даже великие вещи. Только, наверное, как и в твою бытность, большинство таких талантов не сможет продемонстрировать своих букашек без посторонней помощи, или денег. Но ты, Саша, не унывай! – Я уже было хотел хлопнуть Поэта по плечу, но ограничился тем, что положил руку ему на запястье. – У тебя и в этом мире есть преимущество. По крайней мере, как минимум три человека знают, что ты великий русский поэт, и если всё сложится, как надо, мы найдём способ показать твоих букашек миру. Ты только твори этих своих букашек.
Глава 15. Реабилитация
Вопреки моим ожиданиям, новый стих Поэта, тронул Анечку гораздо меньше. Прочтя его, она пожала плечами и виновато улыбнулась:
– Те мне больше нравились…
Когда сестра покинула палату, Поэт адресовал мне гневный взгляд, в котором стоял вопрос: «Ну и кто здесь не понимает в поэзии?».
– Всё так и должно быть! – спешил я его успокоить.– Ей понравилось, по глазам было видно. Ей не просто понравилось – это её возбудило, поэтому она и растерялась. В этом стихе, в отличие от предыдущих, больше честности и откровения, поэтому ей было сложно ответить прямо, что, мол, вот оно…то что нужно…
Сашу не убедили мои доводы, и мой пылкий лепет таял под его укоряющим взглядом, пока вовсе не сошёл на нет.
После этого фиаско стало понятно, что ни о каком продолжении обучения не может быть и речи. В глазах Поэта я сильно потерял, как педагог. Мне нужно было срочно реабилитироваться, и я быстро придумал, как это сделать.
Этой же ночью, убедившись, что все уснули, я выбрался из палаты с помощью своей электронной отмычки; прокрался по длинному коридору мимо стеклянной будки, где мирно похрапывала дежурная сестра; выбрался на лестничный пролёт и, оставив тапочки на площадке, бесшумно поскакал вниз по ступенькам.
Для спуска на первый этаж, куда лежал мой путь, можно было воспользоваться лифтом, но я не стал этого делать, чтобы не поднимать лишний шум. За всё время спуска на подсвеченных синими лампами пролётах я не встретил ни одной души. Больница погрузилась в глубокий сон.