Надрав полную охапку роз, я выбрался с лужайки по протоптанной дорожке. «Надо бы пересчитать, вдруг чётное количество выйдет» – подумалось вдруг, но я решил заняться этим по возвращении в палату. Бросив прощальный взгляд на клумбу, я оценил, произведённую мной реконструкцию. По цветнику будто прошёл ураган. Борозда из поломанных цветов заканчивалась огромной проплешиной, по краям которой сиротливо торчали выжившие розы.
Возвращаться тем же путём было опасно. Будка охранника располагается напротив входной двери, и проникнуть мимо неё незамеченным просто невозможно. Я представил эту картину маслом глазами охранника. Открывается дверь, и на пороге появляется дурик в пижаме с огромным букетом цветов.
Оставался один путь – по пожарной лестнице, которая находилась с торца огромного шестнадцатиэтажного здания больничного корпуса. Самой большой трудностью было добраться до нижнего пролёта железной лестницы, находящегося на высоте почти двух метров. Но для подготовленного человека это не проблема, пусть даже этот человек одет в бесформенную пижаму да ещё и с охапкой цветов.
Я разбежался и, оттолкнувшись босой ногой от стены, взмыл вверх и схватился свободной правой рукой за арматурину, которая являлась частью каркаса лестницы. Жалобно кряхтя, я с трудом подтянулся на одной руке (старею), и забрался на нижний пролёт. А дальше всё просто. Перелетая через две ступени, я стремительно поднимался вверх, так что уже через пару минут оказался на своём этаже. Дальше дверь в тамбур, выход из пожарного коридора в общий пролёт, на цыпочках мимо спящей в будке медсестры и я на месте.
Щелчок замка и я снова оказался в сумеречной палате, подсвечиваемой лунным светом. И снова меня встретили немеркнущие угольки глаз азиата. «Ты хоть когда-нибудь спишь?».
Приподнятая на подушке голова Вождя, изображала мирный сон. Настораживала только еле заметная улыбка в уголке рта и приоткрытые глаза. Я успокоил себя тем, что мне только кажется, и Вождь всегда так и спит с приоткрытыми веками. Такое бывает, особенно с людьми, которым никогда нельзя держать глаза закрытыми.
В чьём глубоком сне я не усомнился, так это в Сашином. Уж он дрых за всех троих, издавая громкий храп на вдохе и пыхтение на выдохе. Да…тот ради кого была проведена эта операция, безмятежно спал.
***
Утром, ещё до завтрака, я разбудил Сашу, нежно потрепав его за плечо. Увидев мой лик, видимо сменивший чей то приятный явившийся во сне образ, Поэт заметно расстроился.
– Саша, у меня для тебя, сюрприз!
«Какой ещё сюрприз?» – вопрошали меня розовые заспанные глаза.