Сам же Мартин без сознания находился в теле, кроме того времени, когда отправлялся на моцион с Мартиным с сознанием. В этот период они находились вместе, а тело оставалось без Мартина. Оно так и сидело одиноко, без внутреннего наполнения, без Мартина без сознания – пустое! Пустое…?
Калейдоскопные психоделические вояжи нравились кочегару. Он странствовал с Мартиным с сознанием в красочных мирах. Иногда Мартин с сознанием куда-то убегал и тогда Мартин оставался один, но все равно не в теле, а там, где он расставался со своим сподвижником. Затем они вновь воссоединялись, наверно по инициативе Мартина с сознанием и опять разбегались по разным направлениям. Эта череда расставаний и встреч сопутствовала все их перемещения.
Кочегар хоть и находился вместе с Мартиным с сознанием, но при этом он просто лишь был, просто лишь странствовал в каких-то чудных мирах во время общих путешествий, а вот Мартин с сознанием вообще не был и вообще не странствовал – он сознайствовал.
Никто не знал, что значит сознайствовать, включая Мартина с сознанием. Информация об этом тщательно скрывалась и находилась в тех областях, откуда был родом Мартин с сознанием.
Кочегар никогда не мог угадать, когда его покинет Мартин с сознанием и когда вернется. Без него было одиноко, грустно, пугливо, тревожно, напряженно, тоскливо, уныло и временами замогильно ужасно, а с ним – умиротворенно и надежно, оптимистично и весело, радостно и уверенно.
Но даже в эти сладкие времена безмятежных полетов, Мартин с сознанием представлял собой тайну с гнилой историей, черной природой, нераскрытыми причинами – так иногда думалось кочегару. Мартин старался не замечать эти редкие проявления мрака, ведь преимущественно с Мартиным с сознанием было вольготно и дружелюбно.
В основе Мартина с сознанием был ужас, как казалось Мартину, но он был глубоко кем-то скрыт, завуалирован, задрапирован и лишь подавал легкие намеки, слабые, едва воспринимаемые сигнальчики о своем присутствии, являл себя частично, эпизодами. Ужас всячески прятался, перевоплощался и мимикрировал, но никогда не являлся полностью, дабы не испугать Мартина, не проявить свою черную суть масштабно, не показать черный бархат небытия, не задушить сладковатым запахом отчаяния. Но даже от мимолетных, весьма редких открытий природы Мартина с сознанием кочегару становилось жутко. В эти мгновения его обуревали потусторонняя паника и запредельная тревога.
Выход ужаса на открытую сцену во всем могуществе и в полную силу мог разрушить союз Мартина без сознания и Мартина с сознанием, а это вероятнее всего было не нужно.