Поняв, что дальнейшая беседа невозможна, Онуфрий удалился, напоследок всунув в свой ротик кусок кровяной колбасы. Оставшись наедине с собой, Нежный стал себя бичевать вопросами: “Почему мне слышатся эти странные звуки? Что со мной?” Не решив эти мудрости, Иося внедрил в себя лошадиную дозу настойки и погрузился в сон. Ему снились жареные гуси, фаршированные поросята, селедка и…что-то еще…а может кто-то…тот, который ходил и плакал. Издавал звуки плача. Детского. Нежный во сне пытался вычислить хозяина плача, но удалось увидеть только тени. Неясные и блуждающие.
Наутро протрезвев, Иосиф вновь стал прислушиваться к окружающему пространству. Оно молчало. “Может прошло?” – подумал он и двинулся на кухню. Разогревая бараний бок с гречневой кашей, Иосиф вздрогнул – он услышал голос и плач одновременно. Звуки шли из…него. Нежный стал панически ощупывать себя и трогать живот, как будто там кто-то был. Пытался узнать голос. Чтобы никто ему не мешал, Иося закрыл все окна и создал у себя в жилье максимальную тишину, дабы уловить и понять голос, исходящий из него. Из недр собственного я, так знакомого, но теперь уже загадочного. Доносившиеся неразборчивые фразы, детский плач по-прежнему транслировались из Иоси. Кому-то и зачем-то.
“Несомненно! Это голос биологички. Той. Которая много лет назад рассказывала про деторождение на уроке. Это она. Явно! А плач?…Это плач новорожденного!” – ошарашенно выстрелил мыслью в себя и в окружение Иосиф. Застыл в пространстве. Когда выбрался оттуда, то увидел в коридоре незнакомого человека, стоящего возле стены и смотрящего в прекрасное свое. Чуть поодаль находился другой человек. Его взгляд назывался мутью. Той, которая понятна избранным. Но Иося не входил в эту касту. Он был просто Нежный. Третьего человека Иосиф обнаружил у себя в опочивальне. Глаза пришельца были тускло зажжены огнем неизвестности. Эти фигуры молчаливо располагались в дворце Нежного и своим существованием как будто насмехались над окружающими идеями.
Иося не мог в себе удержать увиденное и услышанное. Ему хотелось выплеснуть все наружу. Он мечтал замереть, чтобы оцепенение его сковало и превратило в безжизненный истукан. Он думал спрятаться в каком-нибудь подвале, запереться и слиться с окружающей материей. Иося замышлял превратиться в ничто, дабы о нем все забыли и никогда не вспоминали. Все эти желания обуревали Иосей. Стремились им завладеть, чтобы избавить Нежного от загадок в себе, от небылиц в его зачарованном жилье, пропитанном жратвой. “Это сумасшествие! Это ад!” – верещал Иосиф, бегая по квартире. Ему казалось, что три фигуры небытия за ним проницательно наблюдают, а биологичка постоянно ржет, неся на руках новорожденного ублюдка.