Я поняла, что Амелия плачет, а отец утешает ее.
— Ей просто нужно время, любимая. Ты сможешь простить ее?
— Она никогда не примет меня… Для них я — двоедушница, — сквозь слезы говорила она. Папа еще крепче прижимал ее к себе, гладил ладонью по ее волосам.
«Двоедушница? — повторила я за ней полушепотом. — Что это значит?»
— Просто нужно подождать, — утешал отец.
— Нечего ждать. Уйдем со мной? Сбежим от них…
— Ты хоть понимаешь, о чем ты просишь меня? Отречься от рода?? Но Амелия…
Мама перестала рыдать и посмотрела на него.
— Ты лучше отречешься от меня? От нашей любви? — тихо спросила она и убрала его руки со своих плеч.
— Зачем ты заставляешь меня делать этот выбор?
— Тогда нам не по пути…
Все вокруг снова закружилось, смешалось, голоса исказились. Я поняла, что опять смещаюсь во времени, но уже не обращала внимание на эти перемены, а лишь думала.
«Как она сказала… Двоедушница? А отец… Он отпустил ее, потому что так хотела бабушка Лиза? Как же так?»
Я хотела дослушать их разговор, узнать, что было дальше, но меня снова перебросило. На этот раз я оказалась стоящей напротив толпы людей. Все они что-то кричали, сыпали оскорблениями и упреками, спорили между собой.
— Это она! Она всю худобу перевела! — гневно кричала какая-то бабулька в платке и в запятнанном высохшей кровью и навозом переднике.
Мне стало не по себе, и я попятилась, но тут же опомнилась, что люди меня не видят. Они кричат не на меня. Я осмотрелась и поняла, что стою прямо возле нее — моей мамы. На ней было просторное платье простого кроя, она растерянно смотрела на людей, выкрикивавших гадости в ее адрес и пыталась что-то говорить им. Даже несмотря на свободный крой ее одежды я заметила слегка округлившийся животик.
— Да что вы взъелись на Амельку, она ж лечит всю округу! Добрая она! Знахарка! — вступилась вдруг другая женщина, полноватая, с толстой косой, сплетенной венком вокруг головы.
— Ведьма она! Молчи, Оксанка. — закричал какой-то мужик на заступницу. Оксана смолкла и отошла в сторону.
— Я же всегда всем помогала! И скотину вашу лечила! Я не при чем тут… — оправдывалась мама, заглядывая людям в глаза, взывая к их благоразумию.
— Ага! Как же! Не при чем! А твои коровушки-то здоровехоньки пасутся, им мор нипочем! Как же так?
— Да! Это все ее рук дело! Она мор навела! С Сатаной погуляла, ведьма…
Мама стояла перед этими людьми такая беспомощная. Мне так хотелось поддержать ее, обнять, закрыть собой, но я не могла. Я лишь провела ее взглядом во двор.
Поняв, что ее не слушают, мама просто махнула рукой, закрыла калитку и побежала к хате. Она плакала. Люди еще долго кричали у нее под забором, но вскоре стали расходиться. Мне хотелось пойти за мамой, но я не могла передвигаться. Как вдруг в толпе я заметила знакомый силуэт в черном плаще. Это была женщина. Она говорила что-то той тетке, которая единственная заступилась за маму из толпы односельчан. Лишь на мгновение женщина приспустила капюшон, и я увидела ее довольное лицо и тонкие губы, растянутые в улыбке.