Гасан, увидев, как мой собеседник вновь собирается меня перебить, нетерпеливо произносит:
— Дай договорить хотя бы Сурайе, раз не хочешь прислушиваться ко мне…
Алисейд сводит брови к переносице и, поджав губы, устремляет на меня свой взгляд.
— Так вот… — благодарно кивнув распорядителю дарты, я продолжаю: — Нас ожидают там увидеть в том, в чем мы были замечены, но если мы переоденемся в иные подобранные к случаю роли, пробраться на пиршество не составит труда. Ведь твоя первостепенная задача — приблизиться к Тамиру на максимально малое расстояние. А там, внутри дворца, ты волен поступить так, как запланировал.
— И какие же роли нам уготовили ты и твой план? — помолчав с минуту, настороженно спрашивает Алисейд, медленно ощупывая взглядом шрам под моим ухом, который так некстати открылся его обзору из-за сползшей куфии.
Я спешу поправить ткань, вызвав этим недовольство в глазах цвета корицы, словно скрываю от него нечто сокровенное, и, сама же зацепившись взглядом за похожую белую отметину на его губе, обдумываю каждое последующее слово и тихо отвечаю:
— Самый идеальный вариант для меня — притвориться танцовщицей, ведь ты знаешь, как Тамир падок на подобных девиц, а для тебя — купцом из иного города, предоставившим ему это удовольствие. Пока я буду отвлекать его, ты сможешь…
— Нет.
Его рассекающий воздух отказ звучит так звонко и четко, словно мне отвесили пощечину. Гасан же пожимает плечами и качает головой, выражая своими жестами то, что Алисейда ничто не исправит и не убедит, а я чуть не хватаюсь за его обнаженный локоть, когда он, сказав своё веское «нет», разворачивается, чтобы уйти.
— Но послушай меня… Это отличный способ пробраться во дворец, не вызывая подозрений. Мы можем подкупить стражу задних ворот, наплести им историю, что господину Тамиру подготовлен подарок, и…
— Это ты меня послушай, Сурайя… — мы почти доходим до коридора, в котором находятся двери, ведущие в покои, когда Алисейд резко разворачивается ко мне.
Гасан уже отошёл к своим глиняным горшкам и кувшинам, пока мы выясняем отношения. Если это можно так назвать. Я почти впечатываюсь в широкую грудь хассашина и еле успеваю затормозить. Его карие глаза мечут молнии, а сильные ладони сжаты в кулаки. Мужской голос опускается до тихих властных интонаций, становясь хриплым и повелевающим, так, чтобы слышала только я.
— Я не позволю тебе в этом участвовать, тем более, изображая какую-то там танцовщицу.
— Но…
— Никаких «но», — от его злости и упрямства исходят волны, которые начинают заражать и меня, и то, что Алисейд подходит ко мне опасно близко, придаёт ситуации скрытый смысл.