Гасан, кажется, что-то хочет ответить, но понимает по моему настроению, что мы не пришли с этим принципиальным хассашином к соглашению, поэтому лишь с грустью прощается:
— Береги себя, Сурайя… Ты всегда желанный гость в дарте.
Я киваю и коротко оборачиваюсь — Алисейд всё равно идёт со мной во дворик, кажется, надеясь продолжить неприятную беседу.
— Я ведь задел тебя своим предположением… — извиняющимся тоном констатирует он, когда мы оказываемся вне поле зрения Гасана. Я подхожу к фонтанчику, игнорируя так и оставшееся лежать на подушках оружие, чтобы вскарабкаться наверх, к выходу на сетке, и резко поворачиваюсь к Алисейду так, что выбившиеся пряди волос хлещут меня по лицу.
Этот человек явно не умеет по-настоящему просить прощения…
— Меня больше задевает то, что ты отказываешься от заведомо успешного плана, Алисейд. И от моей помощи…
— План с торговцами тоже казался заведомо успешным, по крайней мере, для меня, — вспыхивает он, указывая пальцем на мое плечо. — И вот чем это обернулось. Нет, Сурайя, я не могу так рисковать твоей жизнью.
— Рискуешь не ты, а я сама. Это мой выбор, — и вновь мы идём по какому-то замкнутому кругу, но я решаю, что это последний аргумент. И обрываю разговор. — Мира тебе.
Увидев, как Алисейд молчит, пронзительным взглядом впиваясь в меня, я со вздохом отворачиваюсь и начинаю карабкаться наверх. Благо, он не задерживает и не останавливает меня.
Оказавшись почти наверху, я слышу его чуть смягчившийся бархатистый голос, который выдает невпопад странную фразу, относящуюся к чему-то неведомому между нами, но явно не к предыдущему разговору.
— Я не идеален, Сурайя… И может, поэтому всё это неправильно. Я не тот, кто тебе нужен.
Его слова колют меня, как шипы белой розы, растущей в садах богачей Дамаска, в самое сердце. Но почему-то сразу нахожу для него ответ, понимая, что в брошенной мне фразе — сплошная ложь, и он отрицает чувства ко мне лишь из желания соблюсти правила и мою безопасность.
— Я тоже не Дева Мария, Алисейд, — прямо смотрю на него сверху, стоя на сетчатой крыше дарты. — Может быть, это что-нибудь да значит?..
Мой собственный риторический вопрос эхом оседает в пространстве, и, увидев лёгкую растерянность на привлекательном лице, я бескомпромиссно, насколько это возможно во всей этой ситуации, добавляю:
— Пир начинается после заката. Я прибуду завтра в дарту за несколько часов и принесу всё необходимое.
Ответ Алисейда я уже не слышу: на всякий случай сразу беру беговой темп, чтобы не дать себя догнать. И исчезаю в мареве дня из его виду, забирая с собой на память тянущее ощущение полученного сегодня поцелуя на губах.