Сейчас всё является таким абсолютно правильным и естественным, что захватывает дух.
И я знаю, что ни о чем не пожалею…
Мой хассашин ненасытен и жаден. Он одновременно и изучает меня и моё тело впервые, и будто уже давно знает его, заставляя вновь и вновь выгибаться под его собственным, принимать сумасшедшие и откровенные ласки, отвечать со всепоглощающей взаимностью.
Его губы везде.
То невесомо касаются моей шеи, уходя всё ниже, то с остервенением втягивают в себя кожу, оставляя заметные засосы, то сменяются теплым языком, очерчивающим сложнейшие узоры.
Как не потерять рассудок от всего этого…
Я прикрываю веки, в очередной раз сбиваясь с дыхания, когда меня чутко, но требовательно переворачивают на живот. Вцепляюсь ногтями в подушки вокруг, уже не удивляясь тому, как сел голос из-за вскриков и полустонов — и это не мешает продолжать ясно изъявлять вслух наслаждение, которое мне дарят его мужественные руки и слишком чувственные для хассашина губы. Тихо скулю и сама приподнимаю немного бедра, когда Алисейд почти полностью ложится на меня сверху, долгим поцелуем-укусом вонзаясь в шею и так сладко придавливая своим телом. Жмурюсь до звездочек, вновь ощущая его в себе…
Теперешние наши движения плавны и убийственно медлительны, Алисейд зарывается лицом в локоны на моем затылке и переплетает свои пальцы с моими; другой же рукой умудряется касаться меня везде, в конце концов, проникая каким-то образом в пространство между ковром и низом моего живота.
На моем теле без его пристального внимания не остается ни одного миллиметра, и я бесстыдно стону особенно долго тогда, когда его толчки становятся глубже, резче и к ним присоединяется эта вторая ладонь под пупком, которая уже развратно ласкает меня между ног, несмотря на некоторое неудобство и давление моего веса на неё.
Он просто восхитительный любовник…
В какой-то миг мне кажется, что я по-настоящему взрываюсь, распадаюсь на мельчайшие песчинки, что я больше себе не принадлежу. Что более не в силах стерпеть это удовольствие, настолько оно всеобъемлюще и покрывает меня полностью.
Но потом…
Ещё несколько долгих часов после Алисейд будто без устали доказывает мне обратное, и единственное адекватное, на что нас хватает — это короткие передышки и дрёма в объятиях друг друга перед очередным безумным слиянием.
Когда он снова и снова целует мои истерзанные, опухшие губы или приникает ртом к шее, отрывисто дыша, стараясь восстановить силы после обоюдного буйства эмоций в телах, я улыбаюсь, как ненормальная.
Я сохраняю в памяти, как подрагивает его натренированная фигура вровень с моим, в каждый новый раз, когда и он достигает своей вершины. Как тихо, с низкими вибрациями, рычит его голос в эти моменты, и как он шепчет мне на ухо бессвязные фразы, в которых я сквозь пелену желания различаю лишь лихорадочное