Удивительная девушка…
— Тогда предлагаю встретиться завтра вон у той скамьи, — она указывает ладонью, покрытой почти такой же полуперчаткой, как и у меня, на место в двух шагах от фонтана. — Приходи после дневного азана в мечети рядом — это будет для тебя ориентиром.
— Хорошо, Сурайя, — её имя странно перекатывается на языке и словно тоже отдаёт шафраном. Я вижу, как вестница слегка вздрагивает, впервые услышав из моих уст прямое обращение к себе, и это нагревает нутро неведомым теплом. В этот короткий миг она на долю секунды теряет деловую хватку и, готов поклясться, краснеет под куфией[2].
— Тогда буду ждать тебя завтра, Алисейд, — собравшись, тихо договаривает она и делает шаг в сторону.
В мыслях мелькает беспокойство за то, как она доберется до дома, но я понимаю, что любая попытка или предлог проводить её будут неправильны и неуместны. Поэтому мне остаётся наблюдать, как Сурайя юрко исчезает в темноте соседней улицы, и сипло проговорить ей вслед:
— До скорой встречи…
С трудом подавляя желание проследить за необычной вестницей по крышам, я разворачиваюсь в иную сторону и тоже растворяюсь во мраке прохладной ночи.
[1] Султан Египта и Сирии и др., военачальник, мусульманский лидер XII века.
[2] Куфия — мужской платок, покрывающий голову и лицо. Служит защитой от солнца, песка и холода.
Встав с первыми лучами солнца, которые еще не успели обрушить на Дамаск всю свою силу, я выхожу из отведенных мне покоев, находящихся в небольшом коридоре рядом с главным залом дарты, и обнаруживаю Гасана на его привычном месте — за стойкой.
Он сосредоточенно разукрашивает очередную вазу росписью, и я, потягиваясь и разминая отдохнувшие за ночь мышцы, плавно подхожу к нему.
— Не мог себе даже представить, что в нашем братстве есть такие необычные вестники, как вчерашний, — медленно начинаю я, внимательно наблюдая за реакцией распорядителя дарты.
Теперь его нажим на вчерашний «он» кажется абсолютно логичным. Гасан, хитрая ты змея, мог бы и сказать…
— И тебе доброго утра, Алисейд, — намекая на отсутствие вежливости, с иронией отвечает он. Водянистые карие глаза на мгновение отрываются от тонкой работы и оглядывают меня, а губы под бородой растягиваются в укоряющей улыбке. — Можно подумать, под куфией вестника скрывалось неведомое существо, раз ты называешь его необычным.
— Брось, Гасан, — с легким раздражением говорю я, прислоняясь к краю деревянной поверхности. — Ты прекрасно понял, что я имел в виду, и не смей утверждать, что пребывание в нашей гильдии женщины для тебя является нормой.