Чтобы выступить против репрессивной политики и вернуть себе инициативу, все итальянские левые радикалы собираются на съезд в Болонье 22–24 сентября 1977 года. Итальянская компартия, управляющая городом, заявляет о провокации, и Энрико Берлингуэр, ее генеральный секретарь, разоблачает «разносчиков чумы». Ждали мародеров, а вместо этого произошел трехдневный съезд дантовских масштабов в городе средних размеров, каким является Болонья: спокойно, без грабежей и насилия его заняли 80 000 человек, что, учитывая напряженную атмосферу и численность собравшейся толпы, кажется чудом. Бифо эти три дня узнает по телефону новости о городе, в который не может поехать, потому что его сразу арестуют. Но вся «шайка» Гваттари уже там, изумленно ходит по улицам. Присутствуют все левые радикалы, от террористического крыла до сторонников рабочей автономии, а также «Метропольные индейцы», феминистки, гомосексуалы, «Красные дайки». Члены итальянской компартии стараются не привлекать к себе внимания в своем собственном городе, символе «исторического компромисса», обеспечивая ночлег и еду на протяжении трех дней десяткам тысяч молодых людей. Заключено тайное соглашение с «Красными бригадами» о том, что они откажутся от любого насилия. «Красные бригады» соблюдают условия договора, но ловко пользуются уникальной возможностью публично разгуливать по улицам и массово вербовать новых сторонников: «Это явно произошло без нашего ведома, мы не учли такой возможности»[1216]. В течение трех дней манифестации в Болонье идут днем и ночью, дебаты разворачиваются повсюду, в особенности во Дворце спорта, куда сотни людей приходят на форум, чтобы обсуждать тактику, стратегию, упразднение труда. Из окон болонской мэрии руководство Итальянской компартии бессильно наблюдает за этим многоцветным человеческим морем. «Впервые мы увидели демонстрацию, на которой 20000 молодых женщин изображали пальцами вагину и кричали. Это было прекрасно! Впервые мы увидели, что это возможно: власть женщин!» – с воодушевлением вспоминает Жерар Фроманже[1217].
В Болонье Гваттари принимают как героя, видя в нем одного из главных вдохновителей итальянского левого движения. Он переживает острое счастье, видя, как его идеи становятся социальной и политической силой. На следующий день после съезда крупные ежедневные и еженедельные газеты помещают его фотографию на первых полосах и представляют инициатором этой мобилизации. Гваттари внезапно становится итальянским Кон-Бендитом: «Когда он ходил по улицам Болоньи, все бросались к нему, чтобы поприветствовать, дотронуться до него, обнять. Это было какое-то неслыханное безумие. Он был как Иисус, идущий по воде. Я был очень доволен, потому что мне тоже кое-что перепадало от этого обожания»