Не сильно широкоплечий мужчина на вид лет сорока пяти с лысой головой, щедро исписанной синими татуировками с нечитаемыми орнаментами от затылка до щёк. На узком лице с ярко выраженными скулами синие глаза светились, будто от вселенской радости, глядя на пришедших. Кучу цепей и бус на шее частично закрывала разросшаяся белая борода, сам в зеркально отполированных доспехах с мехами, одной рукой опирается в меч солидный с рукоятью в рубинах, другой на подлокотник облокачивается.
Вальяжно уселся и поглядывает. Не понятно, невраждебно настроен, или думает: сразу голову рубить, или сперва изнасиловать за шкурки беличьи.
Рядом на своём троне чуть пониже восседает блондинка с косами до плеч. Нет, не Изенгильда. Совершенно другая особа. Нежная, распрекрасная, блаженная тридцати летняя на вид женщина. Блаженная в том смысле, что смотрит едва приоткрытыми голубыми глазами. А дальше стража варварская по сторонам. И, видимо, местные ярлы. Или военачальники. Явно не воины простые, судя по шкурам и экипировке.
Громко и хвалебно поприветствовав конунга, главарь конвоя перешёл к сути. Представил Брунгильду, её помощницу, и только потом выдал:
— А это ваша беглая рабыня Миранда с южных земель, та, что украла драккар с данью от ярла Холгера.
— Хе, — усмехнулся конунг сияя ещё больше, но пока не прыгая от радости.
А вот Брунгильда уже была готова попрыгать на трупах моих обидчиков.
— Миранда не рабыня! Она валькирия, как и все мои сёстры! — Заявила она, вскипая, и готовая броситься на Магнуса, несмотря на численное превосходство местных.
Видимо, к силе духа прибавляло, что нас не обезоружили при входе во дворец, вероятно считая, что три женщины не представляют особой опасности.
— Валькирия Брунгильда, остерегись! Желаешь оспорить права конунга? — Прогремел один из приближённых воинов Магнуса.
— Права нет! Рабство сестры да! — Выпятила грудь валькирия.
Конунг, что сидел примерно в метр выше уровня пола, где стояли мы, усмехнулся и нагнулся в нашу сторону с заинтересованным видом.
— Тебе известно, ярл Брунгильда, что не сумев оспорить право, ты либо умрёшь, либо станешь моей рабыней. И твои воины станут моими воинами, — произнёс конунг тонким, полу — женским таким тембром.
Я прыснула со смеху, но быстренько закашлялась. Надо отдать должное, никакой ломанной речи, будто сам он с юга.
— Да как ты посмела, рабыня! — Топнул ногой конунг, заметив насмешку.
Где — то неподалёку звякнули цепи. Я сглотнула слюнку и быстро настроилась на серьёзный лад.
— Извините, что вмешиваюсь в серьёзный разговор, о великий конунг Севера, — начала я, продрав горло. — Но где обещанный суд?