— Одевайся, пойдем прогуляемся, а то бледная совсем.
— Может, я бледная оттого, что ты выкачиваешь из меня кровь? — я вяло огрызнулась.
— Может, — он бросил мне одежду. Жесткие штаны с подштанниками, рубаху, меховой тулуп и растянутую шапку. — одевайся.
Я не пошевелилась, только смотрела на него, не скрывая лютой ненависти
Это он виноват во всех моих бедах. В том, что я оказалась здесь!
Моя ненависть его не трогала. Он свил из веревки петлю, захлестнул ей меня за истерзанные руки и, как козу на привязи, потащил на улицу. Я только валенки успела натянуть — сырые, вонючие, на пару размеров больше, чем нужно
— Шевелись давай, — ворчал он и дёргал за веревку, когда я тормозила, и она натягивалась. — нагуливай здоровый цвет лица.
Он снова решил, что очень эффектно пошутил, и рассмеялся, испугав своих скрипучим смехом белую куропатку, притаившуюся у берёзы. Она испуганно встрепенулась и, прижимаясь к земле, полетела прочь.
Я споткнулась и упала на колени, увязнув в снегу. Старик тут же недовольно посмотрел на меня, вернулся обратно и, схватив на шкирку, поставил на ноги.
— Сейчас я покажу тебе такое, отчего ты взбодришься.
Я была уверена, что взбодрить меня уже ничем не получится, но магу удалось меня удивить.
Мы вышли к глубокому и широкому к оврагу. Помнится летом, тут журчал ручей, росла ночная земляника и цвели папоротники. Сейчас из оврага доносилось рычание, визг и чьи-то стоны, а по периметру заостренными зубьями щетинился частокол.
— Знакомься. Мои девочки-красавицы, — хохотнул он, делая широкий жест рукой.
Едва дыша от ужаса, я подошла ближе и аккуратно заглянула за заборчик.
Выжлы! Штук десять, не меньше.
Они бесцельно слонялись из стороны в сторону. Пытались выбраться из западни, безумным взглядом таращась куда-то вдаль, но ничего не выходило. Скаты были залиты водой и превратились в сплошные ледяные горки.
— Сейчас я покажу тебе фокус, хочешь?
— Нет, — я схватилась за забор, чтобы не упасть. Сил не было вообще.
— Не будь такой занудой, Машенька. Тебе это не идет. Где же твой дух авантюризма? Давай, выбирай любую. Покажу тебе, как твоя же кровь работает.
— Не надо мне ничего показывать, — я попятилась от оврага, но зацепилась за кочку, присыпанную снегом, и плюхнулась задом в сугроб.
— Да не бойся ты. Они мирные.
Оллин взял с забора веревку с петлей на конце. Раскрутил ее, как настоящий ковбой, и метко набросил на одну из выжл. Петля захлестнулась вокруг щуплого, иссохшего тела, прикрытого рваниной.
— Попалась, — он поплевал на руки и начал тащить.
Выжла сопротивлялась, громко рычала, тянула скрюченные пальцы, хватая неведомого врага и не понимая, что дело в веревке. Потом повалилась и стала барахтаться по земле, как рыба, вытянутая из воды. От звуков, которые она издавала, в жилах стыла кровь. Звериный вой, смешанный со стонами, визгом и хриплым плачем.