Я тяжело опустилась на лавку, потому что ноги совсем не держали, тряслись, превратившись в желе. От огня в доме сразу стало теплее и уютнее, и даже ритмичный перестук капель не казался столь удручающим, как раньше.
— Вообще-то придется.
— Куда? — удивилась я.
— Ты правильно выбрала направление. Вирруба.
— Зачем мы туда пойдем?
Пока я в полном недоумении молчала, он приволок из другой комнаты свой мешок и начал развязывать тесемки.
— Не мы, а ты, — отчеканил он таким тоном, что стало ясно, спорить бесполезно.
— Но я не хочу, — выдохнула едва слышно. Теперь, когда он вернулся, сама мысль о переменах вызывала у меня дрожь.
— Чего же ты хочешь, Маш? — поинтересовался он, не оборачиваясь, — остаться со мной в этой хибаре? Сейчас еще только начало осени, а здесь уже неприятно. Представь, что будет зимой? Ветер изо всех щелей, снега по крышу. Хочешь умыться — снег, хочешь пить — снег. По нужде — в сугроб, да побыстрее, чтобы зад не примерз. Запасов на двоих не хватит. Теплой одежды нет. В одних валенках на двоих мы точно не проходим.
— Можно попросить в деревне.
— Ищи дураков. Сейчас никто ничем делиться не будет. Все выживают, как могут. Нам даже в обмен нечего предложить.
— Тогда пойдем в заброшенную деревню, найдем там и дом покрепче, и вещи.
— Э, нет, — он категорично покачал головой, — Я не готов соваться в такие места. Кто знает, что там в этих старых заброшенных домах. Может, хмарь на каждом шагу, а может, и что пострашнее. Лучше уж в лесу, в хибаре, чем там.
Я пыталась придумать еще какой-нибудь вариант, но, как назло, в голову ничего не шло. Оллин тем временем спокойно продолжал:
— Если ты останешься со мной, то не факт, что переживешь эту зиму. Любая простуда в таких условиях — верная погибель. Меня-то огонь согреет, а тебя? Готова к такой зиме? Хочешь?
— Я хочу остаться с тобой.
— А я хочу, чтобы ты в нормальных условиях жила, — рявкнул он, жестом обводя темное неуютное помещение, — а не в этом свинарнике.
Я затихла, беспомощно уставившись на огонь. Он прав, конечно. Я сама с ужасом думала, как жить в этом сарае зимой. Но уходить... Я только привыкла, адаптировалась, встала на ноги, и снова все менять? Боюсь, у меня нет сил на такие подвиги.
— Тем более кто-то собирался выкрасть Рубиновую Слезу, — как бы невзначай брякнул Оллин, а я тут же нахохлилась:
— Ты сказал, что это глупость.
— Я до сих пор в этом уверен, но много думал и пришел к выводу, что шансы это провернуть все-таки есть
— Есть? Какие?
— Не торопись, дорогая моя. Я с дороги, проделал большой путь, устал, промок, поэтому разговор отложим до завтра, а сейчас давай пить чай. У меня есть что-то очень вкусное, — он, наконец, выудил из мешка кусок пирога, завернутый в вощеную бумагу, — расстегай с калиной.