Скосив глаза, подруга смотрит на гардероб, у которого Дубцов помогает своей матери надеть черное классическое пальто…
— Нас накормят? — отвлекает меня мама, чем разряжает обстановку.
— Да… — выдыхаю я. — Раздеваемся.
Спустя пять минут мы усаживаемся за овальный деревянный стол, выкрашенный в белый цвет. И впервые за этот день я не думаю ни о чем.
Наконец-то.
Глядя в меню со всякими морскими гадами, я не думаю ни о чем!
Ни о перспективном футболисте, который смотрел на меня, как на букашку.
Ни о пятиклашке-Баркове, который два года ходил в одном и том же свитере, ни о нем же, ввязывающимся в драки, потому что его троллят, ни о Баркове-студенте, которого… выперли из университетской команды программистов, несмотря на связи его отца и корону на его голове. И тем более я не хочу думать о Баркове, который на досуге в одиночестве посещает киносеансы в старомодных кинотеатрах, где до него я не встречала ни одного знакомого лица.
Он ходит туда, чтобы побыть одному…
Я не видела его со вчерашнего вечера.
— Ну, девицы? — весело восклицает Максим Борисович, указывая рукой на меню. — Кто мне это переведет?
— Ты чего, дедуль? — отстраненно бормочет Анька. — Читать разучился?
— Анюта, — цокает мама. — Я тоже немного торможу. Так сейчас говорят?
— Мам, не прикидывайся старой, — пеняю я, пряча улыбку. — Сейчас говорят «туплю».
— В мое время это называлось «сужать горизонты», — просвещает наш кавалер.
— А в мое — быть «заторможенным», — присоединяется к нему мама, и мы с Анькой начинаем театрально закатывать глаза.
— А как в твое время называли занудство? — хихикает подруга, снова становясь самой собой.
Все же, соприкосновение с Дубцовым накладывает сильные отпечатки на ее психику. У неё сужаются горизонты и она становится заторможенной…
Теряю эту мысль, когда вслед за администратором в зал ресторана заходит… Игорь Николаевич Барков.
В компании очень гламурной женщины, с виду его ровесницы. В дорогущем дизайнерском платье, с дизайнерскими браслетами на запястьях и в сапогах на десятисантиметровых шпильках…
На нем костюм и галстук. Я не видела его сегодня, потому что он уехал очень рано.
Выдвинув для неё стул, ждёт, пока женщина усядется.
На его губах играет легкая улыбка, как и на губах его спутницы. Она расслабленная и какая-то томная. Она — не его родственница, это просто очевидно!
Боже…
Мое сердце останавливается, а потом делает полный оборот вокруг своей оси, а когда в панике смотрю на маму, оно холодеет, как и все мое нутро.
— Мам, — бормочу взволнованно, наблюдая за тем, как расширяются ее голубые глаза.