Родители принялись меня усиленно баловать и опекать, пока брат не прикрикнул, что это никуда не годится, и взял моё обучение в свои руки, наплевав на правила и временные ограничения. Возможно, именно из-за слишком раннего освоения всей силы стихии я и получила ужасно коварный и вредный огонёк. Не смогла до конца подчинить - больше подружилась с ним.
А Роберт. разве что луну с неба не достал, чтобы заставить меня улыбнуться. Летом грел воду в озере, чтобы можно было вдоволь поплавать, а не быстро окунуться и, стуча зубами, битый час докрасна растираться полотенцем в попытке согреться. Осенью расцвечивал радугами унылую серость перед моим окном. Зимой же вообще разошёлся и к дню моего рождения создал настоящий Ледяной дворец с горками и специальным артефактом, формирующим снежки.
- Твой огонь не любит воду, поэтому я попросил отца изобрести специальный механизм, -объяснял он мне. - Здесь специальная комната со снегом, а с этой стороны будут поступать снаряды. Тебе остаётся только взять готовый снежок и запустить его левитацией или силой в Дэйнора.
- Никакой левитации! - просил брат. - Я недавно объяснил как управлять полётом предметов, так она разбила два любимых маминых сервиза, случайно отправила любимую чернильницу отца в камин, а вечером едва не спалила замок танцующими свечами.
- Мне просто не нравились шторы в твоей комнате, - ответила я, впервые за полгода слабо улыбнувшись. - Спасибо, Роберт. Я действительно очень хотела поиграть в снежки. Ужасно обидно, что огонёк их терпеть не может и плавит быстрее, чем я их леплю.
Дворец, к слову, был защищён таким количеством слоёв защиты, что не таял до середины лета и я с удовольствием там иногда гуляла безо всяких игр.
Эта же защита спасла меня от общения с Наяром, тайком проникшим на нашу землю, чтобы извиниться. Он принёс мои любимые цветы, редкие, растущие высоко в горах и источающие невероятно приятный и в то же время деликатный аромат. И смотрел снизу вверх, на башенку, где я находилась, своими жёлтыми глазищами, которые снились мне каждую ночь, заставляя просыпаться в слезах. Карий цвет радужки навсегда ушёл с принятием зверя.
- Прости, Кори, - шептал он искренне. - Прости меня. Я не знал. Никто не знал. Если бы только можно было всё изменить. Да я бы на каждый палец по кольцу надел, лишь бы не причинить тебе вреда. Сбежал бы из Арратора. Клянусь, Кори! Пожалуйста, прости.
Я же могла лишь стоять, смотреть на него и обливаться слезами. Слова комком спрессовались в горле и не выдавливались, как я ни старалась, надеясь уговорить его больше никогда не приходить.