Розенберг понимающе кивнула, однако в глазах ее промелькнуло смятение. Она явно ожидала услышать другой рассказ.
– Это всё вышло так резко… И хотя я хочу быть с ним, я потеряла всякую возможность видеться с семьёй. Я скучаю по семье. И ещё… мне очень дорого стоило поступление в колледж. И я хочу вернуться туда, но не знаю, как его убедить.
– Такие люди, как Рей, обычно бывают очень уверены в принятых единожды решениях, – всё так же растерянно ответила Памела.
– Это угнетает меня. Я понимаю, что переспорить его будет очень трудно…
Они поговорили ещё. Кирстин старательно обходила тему похищения. Для неё самой за пределами дома Рея эта проблема уходила в некий вакуум глубоко внутри. Затрагивать этот чёрный мешок, спрятанный в душе, нельзя было ни при ком.
Когда стрелка часов показала три, Кирстин поднялась и с улыбкой протянула руку терапевту.
– Спасибо. Мне очень помог этот разговор, – сказала она и направилась к двери.
– Ты правда так скучаешь по дому или просто решила заговорить зубы мадам Розенберг?
Кирстин резко села. Разговор снова происходил в постели, но на сей раз в её собственной – Рей сегодня ночевал у неё.
– И то, и то, – честно сказала Кирстин. – Она всё тебе рассказала? – с усмешкой поинтересовалась девушка.
– Ты поэтому не стала с ней говорить?
– Нет… – Кирстин опустила подбородок на руки, лежащие поверх её полусогнутых колен. – Нет, Рей. Прости. Я просто не могу говорить об этом с ней.
Рей какое-то время молчал, подавив первый порыв притянуть Кирстин к себе и обнять. Сейчас ему требовалась дистанция, чтобы довести этот разговор до конца.
– Но тебе нужно с кем-то об этом поговорить, – старательно изображая уверенность, произнёс он.
Кирстин какое-то время молча смотрела перед собой. Потом облизнула губы и произнесла:
– Понимаешь… первый мастер, который ко мне пришёл, был груб. Я была для него куском мяса. В этом ничего хорошего нет, и я его ненавидела. Мне было страшно. Но всё, что со мной происходило, походило на фильм Бунюэля, который смотришь, несмотря на отвращение и страх, просто не можешь отвести глаз. Из всего, что он делал со мной, только одно запомнилось мне и причинило настоящую боль – когда он заговорил про моего отца.
Кирстин сглотнула подступивший к горлу ком и на мгновение прикрыла глаза.
– Я, наверное, такой человек… Меня никогда не пугала физическая боль. Но слова… могут ударить куда больней. Потому что с того самого момента я думала: а что, если он прав?
– Что он сказал? – спросил Рей глухо.
– Он сказал, что и мой отец, и все вокруг меня… всегда знали, что я шлюха.