– Нет, оформляй четыре билета, – поправляет его Лох.
– Это почему? – морщит лоб Дали.
– Я остаюсь во Владивостоке. Попробую начать всё заново, – рассказывает он.
– А чего так?
– Меня поджидает много мрачных приветов из прошлого где-то, но точно не дома, – шмыгает носом Лох.
Дали, конечно, знает, что его приятель сохнет по штампам, но не до такой же степени!
– Как гром среди ясного неба, – ошарашенно комментирует он.
– Понимаю, – соглашается Лох.
– Хоть ты и угрюмая прыщавая вонючка, но мне тебя будет не хватать, – слёзно произносит Дали, и Лохматый прыскает со смеху.
– Это уж точно! – каркает он, пронизанный светлой грустью.
– До вокзала хоть проводишь? – обиженно дуется очкастый парень.
– А как же иначе?! – весело кивает Лох, и спустя несколько часов они с Хелповым лирично машут им на прощание.
***
– Отчалили, – устало произносит Купидон.
– Теперь и выселять никого не надо! – ликует Мэрилин. – Хотя я ещё не решила, относится это к плюсам или к минусам, – честно признаётся она, после чего четвёрка расползается по полкам и погружается в свои интимные думы.
Андерсен и Дали трясутся наверху, а их белокурые голубки дрыхнут внизу. Дали печально, что их мускулистой руке ампутировали теперь уже точно безымянный палец, однако он не перестаёт надеяться, что Лохматый обустроится в Приморском крае. Заведёт новых друзей. Встретит пассию. Подстрижётся. И больше никогда не встанет на кривую дорожку, ведущую в Никуда.
Андерсена преследует неприятное ощущение, что всё кончается. Что их история приближается хоть и к хэппи, но всё-таки энду. Лохматый покидает банду. Они держат обратный путь. Беззаботные деньки минуют. Парень с лёгкой печалью перечитывает стихи, написанные на их индивидуальном курорте:
«Песочную щёку целует море,
Алмазный волнуется водосвод
И шепчет губами "Memento mori",
Рождая искрящее волшебство.
Сижу в тишине на природе сиро,
Где нет суеты и людской возни.
Смотрю, как торжественно и красиво
Пылающий персик ныряет вниз.
Здесь хочется слушать шипящий лепет
И ангело-русский словарь найти,
Увидеть, как солнце фигуры лепит,
И как лучевую кончает нить.
Как ярко сверкает заката люстра!
Как дивно мерцает огнём персид-
ским мудрый, всевидящий Заратустра,
А персик, прощаясь, мурчит: "Merci"».
В купе непривычно тихо и даже скучно. Поиски эпитетов и неологизмов не спасают от томительной грусти, и Андерсен решает развеять сгустившееся облако напряжения:
– Неправильно в поезде без гитариста чучухаться, – смачно потягивается он.
– И что ты предлагаешь? – спросонья моргает Дали.
– Найти его! – просто отвечает Андерсен, просачиваясь в коридор.