Парень, запыхавшись, бегает по этажам, отбрасывая неподходящие номера и, в конце концов, оказывается на пороге грандиозных изменений. На деревянной дощечке значится: «1919-2010». Дыхание зависает у носа Андерсена, смятение наполнят грудь, а горло охватывает дрожащая неуверенность. И что, стучаться или сразу входить – суетится мокрый юноша. Постучав и не встретив ответа, он распахивает дверцу и следует внутрь.
Комната обставлена поразительно скромно, а её хозяин, судя по позе и абсолютно разглаженному лицу, медитирует или занимается чем-то вроде этого. Немного полюбовавшись гармонией и насладившись полнотой мига, Андерсен всё же решается его прервать.
«Мистер Сэлинджер, – пробует воздух, – добрый день, – шаблонно продолжает Андерсен, хотя не уверен, существует ли понятие времени в загробном мире, и даже если оно есть, не факт, что сейчас день. Даже не факт, что он добрый. – Я бы хотел побеседовать с вами», – кашляет он.
«Я не даю интервью, – катится ровный голос, – и вообще, я не желаю общаться с людьми», – холодно чеканит он.
Ну вот, расстраивается Андерсен.
«Что Вы? Я ни в коем разе не собирался Вас записывать или обижать. Всё, что мне нужно, касается только Вас и Холдена Колфилда».
«Холдена Колфилда? – ведёт бровью буддист. – Что ж, я готов ответить на твои вопросы», – снисходит он.
«Правда? Здорово! – радуется победе скиталец, но тут же ловит недовольный взгляд. – Видите ли, – начинает он, – в современном двадцать первом веке люди, особенно молодое поколение, погрязли в депрессии и однообразной рутине. Скука стала самым распространённым явлением, а внутренний разлад символизирует возвышенность над остальным невежественным скотом. Я думаю, что на эту моду значительно повлияла литература. Ваш Холден Колфилд подаёт дурной пример. Он пропагандирует несчастье и всё такое», – осторожно подбирает слова Андерсен, но читает в глазах собеседника однозначное несогласие.
«Чего же тебе от меня надо?» – резко прерывает его Сэлинджер.
«Я хотел бы помочь Холдену. Сделать его чуточку веселее. Ну, исправить текст…» – аккуратно бормочет Андерсен, понимая, что обречён встретить отказ, сопровождаемый шквалом негодования.
Но Джером хоть и выглядит оскорблённым, держится вполне вежливо и достойно. Всё-таки годы медитации не проходят даром.
«Нет, – качает головой он, – нет. Холден Колфилд настоящий. Он не будет лицемерить. Я лишь отражал боль существования предельно правдиво. Я говорил от лица всех подростков. С помощью Колфилда они обретали голос. Я лишь писал о том, что есть. Ничего не выдумывал. Я всегда стремился быть честным. Зачем же приукрашивать жизнь? Это липа».