– Да уж воняет не хуже ваших носков, – поддевает парней Мэрилин и фотографирует перевёрнутую улыбку.
Вспышка. Фотографирует перепачканные колготки. Вспышка. Фотографирует забрызганные книги. Вспышка.
Но искусство только начиналось. Лох, орудуя сразу двумя баллонами, пытается творить экспрессионизм, копируя Эдварда Мунка. Штрих – и «Клешни клише» ушли в небытие. Штрих – и «Изюмный мрак» стёрся с лица стены. Штрих – и нет никакого «Cogito ergo sum». Все заметки Андерсена удалены. Уничтожены. Скрыты. На их месте появляется бесполая фигура и несколько цветных пятен Роршаха. Лох очень доволен собой.
Дали уже проецирует логотип «Арт-попы», уткнувшись в свои разработки. Мэрилин чертит круг и помещает в него квадрат. Вокруг квадрата описывает ещё один круг – и так до бесконечности, создавая завораживающий тоннель, похожий на какой-нибудь зеркальный портал.
– Ты одарена, май леди! – раздается тенор Купидона, возящегося с диковинной кляксой. Почему-то ему никак не удается приспособиться к художеству.
Андерсен же долго не может убить белизну штукатурки. Он не моргая пялится на её неровную кожу и блуждает в метафоричной вселенной. Вдруг ему вспоминаются вязкие, точно мёд, сны, и будущая картинка определяется сама собой. Огромная красная лужа наклеивается на пустой угол. Кое-где пролегают тени, кое-где отражается свет. Как только краска подсыхает, кисточка обводит круглые контуры и прорисовывает чёрные семена. Теперь Андерсен воочию видит маковое болото. И ему мерещится, словно алые головки колышутся на своих нежных высоких стеблях. Словно они призывают его, подобно мифическим Сиренам. Пурпурные чащи неуловимо качаются и затмевают убогую удручающую действительность. Целая горсть синих таблеток рассыпается перед его взором. Но он не поддается их чарам. Он жаждет пробуждения. Как Нео. Как Иисус Христос. Как Андерсен.
Важно вышагивая, в комнату в своей эксцентричной манере заходит Купидон в рабочей форме и новой шляпе на голове. Для аристократичного образа не хватает разве что перчаток и эксклюзивной тросточки с золотым наконечником. Лицо его хранит загадочное выражение, словно парень задумывает что-то грандиозное и хитрое.
– Приветствую, май бэбис! – диктует он в духе глашатая пятнадцатого века.
– Чего ты такой довольный? – подобно псу, обнюхивает его Лохматый.
– Как вы видите, приобрёл я чёрный хэт, – красуется белобрысый пупсик, – а потому предлагаю сыграть в одну интеллектуальную игру под названием «Alias». А то сидите, как умирающие моряки в шлюпке посреди океана, – шутит он.