Свечка чуть прокатилась по поверхности стола и замерла, потемневшая от налипшей пыли. Вера стряхнула с пленки остальные, погрела дыханием ладони и стала медленно перекатывать свечи в густом слое пыли. Когда все семь хорошенько почернили, она поднялась с места и достала с подвесной полки такой же черный граненый стакан, который заприметила еще в первый свой приход. Поставила шесть свечек букетом и, не торопясь, зажгла их от седьмой. В сырой холодный воздух ворвалась волна тепла, пламя каждой трещало, коптило и росло, соревнуясь с соседним. По стенам заплясали нервные тени. Вера закрыла глаза и начала молиться.
Не отвлекаясь на монотонный голос батюшки, не погружаясь в гвалт всеобщего ежедневного покаяния, она впервые услышала то, о чем молится. И поняла, кому.
Среди черных колыхающихся теней ходила еще одна. Белая. Она медленно плавала по стенам и подсматривала за Верой пустыми провалами глаз, за которыми сыпались трухой гнилые доски.
Во второй день, когда пришло время возвращаться домой, Вера сложила в чистый платочек все огарки, задвинула под стол табуретку, убрала на место стакан. Почему-то ей казалось, что она больше сюда не вернется – или дом за грядущее воскресенье снесут или ее сгубят. Долго стояла, глядя на тусклый свет, крадущийся через пыльные стекла. И вдруг вспомнила, как просыпалась в детстве, услышав, как мать встает на рассвете, и наблюдала за ней. За ее тихим, плывущим в сером утреннем воздухе, силуэтом. За маленьким ярким огоньком, в мгновение прогрызающим дыру в этом сером воздухе, дыру в неведанный мир, из которого за ней наблюдала лохматая оскаленная женщина, изображенная на маленькой позолоченной иконке. Пламя черной свечи трещало на самодельном алтаре и в комнате становилось уютно и весело. Вера смотрела, как молится мать, и прислушивалась к неспешному сладкому шепоту, который ей отвечал.
Этот же неспешный сладкий шепот велел ей сегодня не убирать со стола пленку и обязательно причаститься перед уходом.
Зачерпнув полную ладонь колючей, перемешанной с осыпавшейся штукатуркой пыли, Вера запрокинула голову и высыпала все в рот. Пару раз с усилием сглотнула и вышла из дома, оставив за собой темный узкий проем.
***
Воскресное утро обещало быть солнечным, чернота на востоке бледнела и постепенно наливалась холодным розовым светом. Виктор проснулся раньше, скрипнул кроватью, зевнул с голосом и, шмыгая растянутыми тапочками, вышел из комнаты. И снова заохал, и снова закряхтел сначала в ванной, потом на кухне. Сквозь приоткрытую дверь до Веры долетел аромат поджареного хлеба и чего-то копченого и, впервые за два последних дня она поняла, как сильно голодна. Чтобы не расстраиваться, заглядывая на кухню, где об тарелку лязгала вилка, а через рыжую бороду всасывался с громким хлюпаньем сладкий чай, она сразу проскочила в ванну.