Обстановка равномерно накалялась по всем фронтам. Кащей медленно выпустил воздух из легких и осторожно убрал перо в ларец. Затем он сделал еще несколько размеренных выдохов, уселся поудобнее, опер руки локтями о стол и положил острый подбородок на сомкнутые пальцы. Золото заскреблось о полированный дуб.
«Что же ему надо?» – подумал Кащей. Болотные огоньки моргнули и стали совсем круглыми. «Какой странный сон», – подумал гость. «Точно так, очень странный», – согласился Кащей и проснулся. Он сел на кровать и потер тонкими пальцами глаза. Затем потянулся, оделся в костюм-тройку черного цвета и засунул ноги в свои любимые растоптанные кроссовки. Жена уже варила кофе, отбрыкиваясь от голодного кота. Солнце вовсю опускалось за горизонт, где продолжали ругаться мертвые толмачи, бросаясь друг в друга артефактами. Держа курс на закат, медленно улетала ощипанная птица Рух. Царство неживых встречало новый день.
Кащеева жена разорвалась на кофе. Разлилась. Рассыпалась. Смешалась с сахаром, корицей, мускатом, кардамоном, черным перцем, чихнула и разлетелась во все стороны. Сидевший за столом Кащей недовольно прищелкнул языком, вытащил совок, собрал на него просыпанный кофе и аккуратно ссыпал через сито в две турочки, оставив щепотку на совке. Наугад выбрал с полки в шкафу две колбы: одну с надписью «Дядя Коля, водитель, 31.07.1953–28.03.2016», вторую – «Софья Сергеевна, коллекционер-нумизмат, 17.10.1977–04.05.2017». Капнул в первую турку дядю Колю, во вторую Софью Сергеевну и поставил кофе на плиту.
Положил совок на стул, сам сел обратно за стол и махнул рукой в сторону совка. На стуле, верхом на совке, образовалась Кащеева жена.
– Сколько раз просила, убирай совок, – буркнула она, вставая со стула. – Мог ведь?
– Сколько раз говорил – не добавляй перец, раз чихаешь от него, – возразил Кащей. – Ты рассыпаешься, а собирать мне.
– Тогда возьми на себя материализацию кофе. Превращаться, конечно, освежает с утра, но ты ведь меня с мусором мешаешь, потом полдня его из волос вытаскиваю.
– Кофе карауль, а то заново материализовывать придется.
– Ты хотя бы запомнил, какой чей? Нумизмат?! Я это не буду.
– В левой дядя Коля, в правой Софья Сергеевна. Нумизмат приятнее, чем водитель. Софья Сергеевна уж наверное приличный покупала.
Пили кофе в молчании.
От звонка будильника Кащеева жена открыла глаза. Свесила ноги с теплой лежанки в кабине дальнобойщика, пересела на сиденье, взяла пластиковую бутылку с водой из-под бардачка, открыла дверь, высунулась наружу и умылась, плеща на ладони и пофыркивая. Пригладив седеющую голову, посмотрелась в зеркало. Оттуда ей сонно ухмылялась припухшая и небритая физиономия водителя дяди Коли. Дядя Коля поставил на горелку закопченный чайник. Отломил пару ломтей батона, накромсал толстых кругов вареной колбасы, купленной ночью в магазине на автостоянке. Насыпал три ложки «Нескафе» и две сахара в красную пластиковую кружку, плеснул кипятка. Откусил бутерброд, хлебнул горячего сладкого кофе и откинулся на кресло. Тугой пивной живот блаженно заурчал, и дядя Коля доброжелательно его похлопал. Перед окном кабины разгоралось солнце, по асфальту катилось его сияние, камешки золотились и теплели. Со светящейся листвы деревьев сыпалась роса. Рассвет, думала Кащеева жена, вот он какой бывает. Пока кофе дальнобойщика дяди Коли лидирует по эмоциональной насыщенности. И честно выполняет свою функцию – задушевно разбудить.