– И снова в точку. Да, не могу уйти. И остаться не могу. В монастырях общество все же есть, кстати. Исключительностью во мне тут и не пахнет. Я так думаю. Избранничество хорошо только в учебнике истории, когда благодарные потомки возводят кому-то памятник. Мне такая судьба, думаю, не грозит. Я нашел выход в другом. Цель. Придумал, наверное, как и вас, только не обижайтесь. Вот, вижу, что не обиделись, хорошо. Так вот, я иду к этой… цели. Она помогает мириться с миром, с условностями, с самим собой, который впадает то в пророческий пафос, то в нигилизм с одинаково никаким эффектом. Она помогает… Да и что, есть люди, которых я люблю и от кого не уйду никогда, и они-то реальны. Для меня, ясное дело. Дело тут не в духовности, а в том, что в такие вечера мне становится жаль времени. Я вспоминаю того дурного человечка, которым когда-то был, и мне грустно. Просто грустно, ведь одновременно я и хочу им быть, и понимаю, что это несусветная глупость. Этот человечек был наивен, часто несчастлив и все время пытался стать частью целого. А как выяснилось, его не существует. Целого. Человечек же тот умер и давно похоронен где-то глубоко вместе со своей мальчишеской верой в материальность мира, в возможности и какой-то высший смысл. От него остались только слова, и я их вот говорю.
– Так, ладно. – Костяной Костя садится на кресло. Закидывает ногу на ногу, достает еще одну папиросу. – А суть-то в чем? Цель, если угодно? А то как-то деструктивно получается. Это не могу, то не могу, все не то и не так. Сплошное нытье.
– Суть в том, чтобы перестать быть человеком. Если угодно, я как представитель человечества досыта наелся этим пограничным состоянием, этим барражированием между словами и непосредственным бытием. Я толком не могу понять, что есть вокруг меня, что живо, а что мертво, как оно работает и кто вообще за это отвечает. Я устал от вечной схватки своего внутреннего животного, которое не могу ни выпустить на волю, ни победить, с моим умом, бессильным сотворить нечто по-настоящему новое. Я хочу перестать быть обезьяной с совершенно ненужным ей мозгом – я … хочу иного. Странного. Того, что вздымается внутри, когда стоишь на горе в километрах над тайгой и видишь, как по небу ползут облака. Восторга от падающей капли дождя, от запаха опавших листьев и шума ветвей. Я хочу опять стать частью целого, но не придуманного людьми. Пусть даже в моей голове. А потом я хочу мочь передать это другим. Моим детям. Чужим детям. Пусть берут, если надо. Весь мир, все, до единой капли, мироздание, которое должно стать их домом. Настоящим, не иллюзорным. Для чего, собственно, я выдумал себя и вас. Хотя, может, все это мысли обезьянки, у которой не хватает духу залезть на пальму выше других, а острых, непосредственных переживаний все-таки хочется. Желается, так сказать, созидать и в этом качестве приблизиться к некоторому недостижимому идеалу. Чем, собственно, и занята в свободное от поиска бананов время.