Разошёлся занавес в храме, мертвецы восстали, а живые замерли,
Иоанну вручаю заботу о матери, на меня смотрят иудеи и римские стражники.
–
Но вернёмся в начало, в тот момент, когда завяла слава небесного сада,
Тьма Гефсимании, я молился, а ученики спали, в этот момент гонители приближались.
Во мгле стояли Бог и Пастырь, обсуждали деяния своей паствы,
Никто не хотел славы, лишь вынашивали идею, чтобы люди в итоге поверили.
–
Пастырь сказал, что не творил зло, не хотел зла, ему претит, что его называют Сатана,
Он живёт с собой в мире, разводит животных, смотрит, чтобы землю никто не обидел.
И вообще он просит прощения у Господа, ему хочется духовного, а не плотского,
Люди угнетают его дух, они молятся и приносят жертвы ему, а он хочет одного – обрести тишину.
–
Бог же думает о другом, Он не считает Пастыря своим врагом,
Ему интересно общаться со мной, Его интересуют идеи: их влияние на историю и время.
Иуда уже рядом, а Бог смиряет меня Своим взглядом,
Вокруг него сияние Рая, ангелы трубят и на лирах играют, а Он изрекает: "Иешуа, вот твоя чаша".
–
Я стою во дворе, а они смеются, первый удар в зубы,
От второго синяк под глазом – это всё кара за Адама,
Потом меня ударяют в печень – это уже за Еву, за то самое древо,
Они плюют в моё лицо и кричат: "Горе тебе, праведник" – это плата за Каина.
–
И вот меня бичует римлянин, каждый удар символизирует ваше имя,
Я плачу за всех: за тех, кто верит, за тех, кто не верит.
Между Богом и человеком больше не будет закрытой двери,
Вот потому я улыбаюсь сквозь боль, ведь на мне венок из терний.
–
Иду на Голгофу, а меня проклинают, пусть, я же вас спасаю,
От чего? От бессмыслицы, от пустоты, от тревог.
Руки разводят в стороны, их пробивают гвозди, трещат мои кости,
Но Бог дал вам не гнозис, Он вас окропил моей кровью, чтобы вы помнили: Мир познаётся "красотою".
Тысяча лезвий
Вот, приготовлена тысяча ле́звий, в сей час моя мысль проста – тебе от них никуда не де́ться,
При этом ты вспомнил де́тство? Поэту оставь прошлое, осколкам памяти тут не ме́сто.
Одно изве́стно: ты не воскресне́шь, ибо ты лишь пле́сень, унизить тебя – плёвое дело,
Ты нищ, но не кину ме́лочь, у меня нет разме́на, так взгляни же в рее́стр, что доселе был тебе не изве́стен.
–
Узнаёшь? Я один из су́дей, жди меня ночью, зри меня у́тром,
Всё тут в заём: личность, предметы быта, до́м.
Значит, споём! Одно ле́звие – это за тщеславие, больно уж ре́зв ты.
Танцуй, к чему этот во́й? Лезвие второ́е – это за всю кровь, что про́лил.
–
Юдо́ль скорби, мы купаемся в Мёртвом мо́ре, наши глаза сочатся со́лью,
Это всё от тебя исхо́дит, за всю ложь лови лезвий втрое бо́льше.