Главная наша задача с Ведуновым – искать магическую формулу преобразования психоэнергии, которой бы смогли воспользоваться обычные люди, не обладающие силой дара. Они стоят того, чтобы посвятить этим поискам свою жизнь.
Подходили суббота и воскресенье и я, торопливо выполнив взятые на себя домашние обязанности, выходил во двор и через «звездочку внимания» связывался с дочкой. Она отпрашивалась у мамы вместе с Володей и мы гуляли возле «Белоснежки», качались на качелях, копались в песке, играли в догоняжки, баловались, пока дети не уставали или не зазывала ребятишек в дом мать.
Володя поначалу меня дичился, но постепенно стал оттаивать. Юля держалась со мной более открыто и уж совсем растаяла, когда я начал рассказывать ребятишкам свои на ходу придуманные сказки.
Дело усложняло то обстоятельство, что я никак не мог подавить свою неприязнь к Светлане. Не знаю, догадывалась она об этом или нет. Возможно, она приписала мое упорное нежелание зайти к ним в квартиру моей подростковой стеснительности.
По вечерам я через день ходил в больницу и, воспользовавшись моментом, пробирался к двери восемнадцатой палаты. В саму палату я не заходил, быстро научившись передавать энергию сквозь стену, если конечно мой двойник в это время спал.
Время от времени я делал попытки проникнуть в его сознание, но как и раньше все они заканчивались неудачей, меня по-прежнему отбрасывала назад зеркальная сфера защиты. Даже звездочку внимания мне не удалось прицепить к краешку сознания оригинала. Он по-прежнему не замечал моих попыток связаться, а заговорить с Ведуновым обычным способом я не решался.
То ли благодаря моим стараниям, то ли постоянному присутствию в палате ребятишек, или под действием времени, мой двойник медленно, но уверенно шел на поправку. Светлана с похвальным постоянством продолжала много времени проводить у постели Ведунова. Она сильно похудела за эти дни, иногда я замечал на ее осунувшемся лице признаки тщательно скрываемого от других страдания, но у меня по-прежнему не проснулась по отношению к ней даже капелька жалости.
Сама виновата, – мрачно размышлял я, наблюдая как она торопится в больницу с сумкой, наполненной деликатесами, – сначала угробила мужика, а теперь старается вытащить. Понять нельзя этих чертовых женщин.
О начавшемся выздоровлении Ведунова я больше узнавал от ребятишек, чем от врачей. Ребятишки охотно разговаривали со мной о папе, рассказывали, как он ест, как улыбается, встречая появление детей в палате.
– Вчера папа встал, Андрей. – с радостным видом рассказывала Юля, – Только он стал какой-то очень худой. И еще он поднял нас с Вовой на руки. А потом побледнел, опустил нас на пол и опять лег… Мама говорит, что папе еще долго придется лежать в этом… ста… в больнице. И он по-прежнему не разговаривает со мной мыслями. Только словами. А с тобой он разговаривает?