Жестом заправского фокусника он достал из внутреннего кармана пиджака конверт с напечатанным на машинке текстом: А.И. Соколов.
– Здесь зарплата за июль месяц, причем без всяких скидок на молодость. Только за фактически отработанное время и, естественно, за отличное качество. Держи, сынок!
Мать захлопала в ладоши, с волнением переводя взгляд с мужа на меня и обратно. Потом на ее глаза навернулись слезы и она неожиданно всхлипнула, а я с некоторой растерянностью протянул руку и взял конверт.
Пока я глядел на него, мои родители тихонько, на цыпочках покинули мою комнату. Я остался один.
Несколько минут я смотрел на конверт, не решаясь его вскрыть. Первая в жизни заработная плата – вспомнил я слова Игоря Николаевича. Я уж забыл, когда она у меня была в прежней жизни. Просто-напросто я не помнил. Вернее, она была вручена мне в менее торжественной обстановке.
Неожиданно ярко и зримо вспомнились мне мать и отец, сидевшие за столом и глядевшие на меня, тринадцатилетнего подростка.
– Такие дела, сынок! – ясно услышал я голос отца. – Чем болтаться без дела по улице и пропадать на речке, пойдешь к дяде Максиму и скажешь, что тебя послал я. Мы с ним договорились. Будешь работать на сенокосе в леспромхозовской бригаде. Иди, сын, Ткачев уже наверняка ждет тебя. И смотри, работай хорошо, слушайся старших. Не опозорь меня!
А потом было целое лето работы, когда приходилось вставать рано, часа в четыре-пять, когда над просторами хакасских степей и березовыми рощами клубились утренние туманы и медленно поднимались кверху, постепенно тая или превращаясь на наших глазах в легкие облачка.
Мы торопливо завтракали, потом плотно закрывали вход в шатровую палатку и, подрагивая от охватывающей тело утренней сырости, шли к уже тихонько ворчавшему старенькому ЗИС-5, каким-то чудом сохранившемуся с послевоенных времен «Газгену». Четыре конных сенокосилки были уже уступом зацеплены за его фаркоп, а возле фанерной кабины нетерпеливо вышагивал наш водитель, огромный красивый мужик лет двадцати семи-тридцати, Василий Спирякин.
Он был кумиром наших копьевских мальчишек, потому что был незлобивого, веселого нрава и к тому же прекрасно играл в футбол. Вдобавок, он знал множество веселых историй, прибауток, анекдотов и к тому же артистически умел их рассказывать.
– По машинам! – раздавался голос нашего бригадира, дяди Коли Волкова и мы послушно садились в мокрые от росы железные сиденья с многочисленными дырками наших сенокосилок.
Дядя Коля в последний раз проверял крепления задранных к верху режущих частей жаток, садился сам, и мы двигались к намеченному с вечера участку работ.