Стрекотали жатки, послушно ложились позади четырех сенокосилок срезанные ножами двухметровые полосы трав, с каждым пройденным кругом увеличивая площадь скошенной травы.
После обеда мы, тройка подростков, запрягали в конные грабли своих лошадей и начинали сгребать в длинные валки скошенное накануне подсохшее сено.
До сих пор я ощущаю запах подсыхающих на ветерке степных трав, острый запах конского пота, небо в легкой дымке облаков, светлые силуэты неподвижно замерших на телеграфных столбах степных кобчиков или легкий, стремительный бег-полет степного козла.
По вечерам украдкой от взрослых мы, трое мальчишек, устраивали на своих лошадях скачки по мягким степным полосам-дорогам, ухаживали за лошадьми, поили их, чистили, угощали припасенными от ужина корочками.
У меня был небольшой работящий конь каштановой масти, Карчонок, как значилась его кличка в леспромхозовской конюшне. Не в пример рыжему Юркиному мерину по кличке Хрен, а по прозвищу «Фокстрот», мой Карченок никогда не уросил, не вздергивал строптиво свою голову, никогда не пытался увернуться от недоуздка и послушно выполнял все мои приказы. Запряженный в конную сенокосилку вместе с Кешкиным Карькой, от исправно делил с ним на пару тяжелую работу и никогда не пытался сачковать.
У Кешки, как я уже сказал, в подчинении был огромный вороной мерин по кличке Карька. Огромная, высокая лошадь и ее малорослый хозяин представляли собой удивительное и смешное зрелище. Зато взаимопонимание у них было абсолютным. Стоило посмотреть, как низенький Иннокентий подходил к своему великану коню и командовал тонким голосом: «Карька, ногу!»
Вороной послушно поднимал левую ногу на которую Кешка вставал, как на ступеньку. Потом вороной опускал низко свою голову, Кешка перебирался на его шею и лошадь осторожно поднимала голову, закидывая своего хозяина на спину.
А уже поздним вечером после ужина мы собирались возле костра и наступало время Василия Спирякина. Истории прямо так и сыпались из него, как горох из прохудившегося мешка. Казалось, он имел неистощимый запас всяческих невероятных приключений. Когда надоедали рассказы, Спирякин переходил к анекдотам. Иногда среди них попадались такие, от которых наша повариха тетя Клава краснела и отворачивалась в сторону. Дядя Коля, обычно точивший по вечерам треугольные ножи полотнища жатки, смачно крякал. Мы же смущенно фыркали.
Газогенераторный старенький ЗИС-5 Спирякина оказался самым выгодным транспортным средством для нашей работы. Вдоль шоссейной дороги из Копьево в Саралу стояли навесы с горами напиленной в военные годы березовой и лиственничной чурочки – деревянных кубиков примерно 555 сантиметров. Так что в запасах горючего мы недостатка не испытывали.