– Уже иду…– а ты спи, сынок, мир подождет тебя… серым волком у твоей кроватки. Но ты не бойся, потому что я рядом, и горло его зашепчет красной пеной от моих зубов, если он приблизиться к тебе, – Я иду, Нина, – я все слышу.
Вот она, хранительница, хрустальный ларец, в котором моя надежда и моя боль и мое все. Вижу ее, и нету сил удержаться, чтобы мои губы на ее горячем лбу ни оставили всего меня, все, что я имею, чтобы след этот был вечным огнем того, о чем все песни и мысли ангелов.
И Гриша тут. Он улыбается и хитро пялится на меня. Он играет со мной. Он думает, что я еще торчу, а он нет. Ему хочется думать так: что он первый завязал. Как тогда в подвале он первый принял, чтобы подергать смерть за косу, так и сейчас он верит, что мой шаг будет вторым. Пусть думает. Ведь я знаю, что это не так, да и он тоже знает правду. Но я все равно рад, что он чист и трезв. Значит не все потеряно для нас.
Ведь я помню то время, детство – время, когда жизнь откармливала нас и ждала очереди. Как хлеб горячий дергали с комбината, пылкий с дымком. А потом жадно рвали его зубами, неокрепшими, и глотали, не жуя. И каждый кусок был как молоко матери и вкус лета.
И все было только началом, каждый день как первый. Не было ни вчера, ни завтра – только миг вечного сейчас.
– Выйдем, Гриш, – это я тебе, друг.
Я жажду неба, Гриша, оно там, за железобетоном моей крепости. Выйдем во двор под покров небес, чтоб увидеть прошлое.
А улица рада нам, она взрастила нас и дала нам путь и память. И мы тоже рады ей, как объятиям любимой бабушки. И мы видим, как солнце садится, прячется за краюху мира. Глаз Божий уже почти закрыт. И ночь придет скоро, чтобы сильнее чувствовать тех, кто рядом и тех, кто далеко, любимых/любящих. И снова это чувство во мне затеплилось, грея утробой матери. Как же оно зовется это слово, не поддающееся языку? Все как сегодня на рассвете! Когда смотрел и ничего не видел, только жил собой внутри себя и чувствовал это. Я стоял и думал про тебя, сын, и ясно мне стало тогда как день, почему нет границ испытаниям нашим, – ведь только там, где заканчиваются силы человеческие, начинается Его непостижимая Воля; потому что нет предела мудрости его и величию ни в этом мире, ни в жизни вечной.