Когда-то она была уверена всякий раз, лепеча идущие от самого теплого сердечка молитвы, что добрая матушка Нейт стоит где-нибудь совсем рядом и непременно слышит каждое слово. Простираясь ниц каждый день в многочасовых обрядах, доводя себя, и без того уставшую сверх меры, с головой, наполненной расчетами по вымогательству у очередного нерадивого чиновника достаточной суммы, порой до исступления, Нейтикерт задавала себе порой даже не пугавший ее своей святотатственностью вопрос: а долетают ли эти молитвы хоть до кого-нибудь?..
…Вслед за чуть слышными шагами прошуршал по каменным плитам пола подол жреческого нарамника; посторонний бы и не заметил этого звука, но Нейтикерт слишком много лет провела в храме, чтобы не научиться узнавать чужую походку с закрытыми глазами.
– Отец Бенинофрет, – проговорила она тихо.
Человек, некогда учивший ее читать и писать, почтительно склонил голову; теперь он был ниже ее саном и оказывался слишком щепетилен, чтобы воспользоваться памятью о давно минувшей власти над ней. Жрец Бенинофрет тоже сильно изменился: никогда раньше Нейтикерт не замечала, сколь много морщин время оставило на его лице.
– Вестник от господина Меритсенета уже пришел? – спросила она ожидаемое; старый жрец покачал головой:
– Еще нет. Госпожа желает встретиться с главой дома владыки Птаха?
Нейтикерт в задумчивости коснулась браслета на запястье – старая привычка перебирать что-то в пальцах была единственным, что даже строгое воспитание при храме не смогло изгнать в ней. Красивое лицо ее вдруг показалось неуловимо старше и почему-то необыкновенно уставшим; Бенинофрет никогда прежде не видел свою воспитанницу такой.
– Все в порядке, госпожа? – осторожно спросил он. Та, кого раньше звали Аснат, вздрогнула и обернулась к нему, забыв улыбнуться с привычным хладнокровием.
– Учитель, хотели бы вы вернуться домой, в Саис? – внезапно проговорила она. Старый жрец растерялся, ища в ее взгляде следы веселья: но было не похоже, чтобы Нейтикерт шутила. Напротив, голос ее был совершенно серьезен:
– Иногда мне кажется, что я слишком долго пробыла здесь, учитель. Хотелось знать, что думают об этом люди, имеющие больше опыта… и мудрости, конечно же.
– Прежде ты никогда не спрашивала ничьего мнения и шла своей дорогой, а боги оставались этим довольны, – возразил Бенинофрет в смятении. – Раз Мать Скрытого поставила тебя над всеми нами, значит, в том не было никакой ошибки! Не тебе, госпожа, но нам надлежит учиться у тебя мудрости. Если бы белая голова непременно означала знание, то всем нам пришлось бы просить овец и коз подобной масти стать нашими наставниками…