А что голодны, сами виноваты. При таком-то обилии мяса!
Не объяснишь же ему, простому зверю, что нам, двуногим, западло жрать себе подобных. Хоть в сыром виде, хоть поджарив на углях. Что само-то по себе с точки зрения волка было глупейшей прихотью. А другой еды в лагере разбойников не обнаружилось.
Про миссию, висящую над нами, не дающую вернуться домой, но в то же время до сих пор остающуюся для нас тайной, говорить Вуулху тем более не имело смысла. Уж очень абсурдно само по себе это звучало — и не только для волка. Чего доброго, сразу упадем в глазах четвероногого союзника. Подумает еще, что мы не персонажи ожившей легенды, а обыкновенные безумцы. В чьем поведении еще меньше смысла, чем у большинства двуногих.
Мало-помалу становилось светлее — и не только потому, что всходило солнце, и наступающий день обещал быть в противовес вчерашнему ясным и сравнительно теплым. Вдобавок, лес начал редеть даже по сторонам от просеки. А потом мы наткнулись на первый след человеческого присутствия. После лагеря разбойников, разумеется.
След представлял собой не то вкопанное в землю бревно, не то ствол мертвого дерева, очищенный от веток и соответствующим образом обработанный. В бревне, а может, в древесном стволе были грубо вырезаны и подкрашены черты человеческого лица — глаза, рот, нос. Борода. Впрочем, краска успела поблекнуть.
Было ясно, что перед нами какой-то местный идол. Но и только. Вырезанное лицо не отличалось выразительностью. Из-за чего понять, какому божеству он посвящен, злому или доброму, было практически невозможно.
Соответственно, ни я, ни Валя не представляли, каким образом следует это божество почтить. Требуется ли кровавая жертва или хватит просто подложенных к подножью идола плодов и веточек. А то и вовсе простого поклона. Или, как вариант, не стоит местного кумира даже трогать, чтобы не навлечь на себя проклятье.
Хотя о чем это я? Все равно ничего, в жертву пригодного, у нас с собой нет. Как нет, по чести сказать, и желания здешним суевериям потакать. Так что, полюбовались — и идем дальше.
А вот на Вуулха идол произвел куда более сильное впечатление. Волк заскулил, как дворняга, замерзшая на улице и просящаяся погреться.
— Дальше Вуулх не пойдет, — перевел мой лингвистический модуль, — дальше кончается лес. Дальше двуногие… много двуногих. Они не понимают Вуулха и народ Вуулха. Не дают охотиться. Хотят убить.
— Ладно, что ж поделаешь-то, — ответил я, — удачи тебе, Вуулх. Доброй охоты!
Волк на это коротко взвыл — что ЛНМ перевел как ответное «доброй охоты» — и, сойдя с исполосованной тропинками просеки, скрылся в чащобе.