Всё здесь, от услужливой Роаль и приветливых солдат, дежуривших у входа в её спальню, до тёплого света люстр, горячей воды и свежего хлеба, должно было её успокоить.
Однако в воздухе ощущалась нервозность. Это чувствовали и её охранники, и темноволосая служанка, и сама принцесса. Чувство будто витало в тишине, словно пыль, подсвеченная солнцем. Вид из окна на сад должен был казаться умиротворяющим, однако если взглянуть дальше — на придворье, освещаемое заходящим оранжевым диском солнца — можно было увидеть солдат, раз за разом отрабатывавших одни и те же приёмы и построения.
Энжи долго смотрела, как шеренга мушкетёров целится в стройный ряд тряпичных кукол, стреляет по команде, а затем быстро отходит назад на перезарядку, давая возможность ещё одному ряду солдат совершить залп. Эти действия, чередующиеся раз за разом, походили на работу какого-то механизма. На движения бесконечного маятника. Однако Энжи знала, уже завтра — тряпичных кукол заменят живые люди. Беспечная тишина удалённого от города поместья сменится криками раненых и убитых. А многие из солдат уже никогда не вернутся в эти казармы.
Её охранники, генерал Болло, время от времени расхаживающий между солдатами, сама принцесса — все они были частью того, что случится завтра. Ей предстоит отправиться на главную площадь, обвинить мэра в измене и увидеть, как город Иль’Пхор изменится навсегда. Она знала, что генерал Болло не тот человек, за которого себя выдаёт. Он не был героем, отстаивающим справедливость, как ей говорил. Он был готов на всё ради власти. Был тем, кто предал сына. Тем, кто убил своих союзников для достижения цели. Тем, кто взял её в плен — запер в этой комнате. Он был тем, кто собирался использовать самого короля в своих целях.
А ещё он был тем, кто намеревался сделать жизнь людей в этом городе лучше. Тем, кто хотел остановить войну и убийства, при этом совершая новые.
Энжи вздохнула и отошла от окна. Чем больше она бесцельно проводила время, тем чаще у неё появлялось желание разбить стекло — попробовать выбраться. Всё отчётливее она видела сколотые кирпичики и впадины в стене, за которые можно было бы ухватиться.
Стоило же девушке закрыть глаза, постараться расслабиться, как взору открывались еле заметные белые огоньки. Они тянули к себе, звали, уговаривали — настойчиво, будто кавалер, приглашающий на танец. Тусклые, почти невидимые, они растворялись, стоило Энжи попробовать на них сфокусироваться. Однако если просто слушать — принцесса была почти уверена — они что-то шептали. Раз за разом проговаривали какую-то мантру, как священник, молящийся себе под нос. И над всем этим невыносимым шёпотом то и дело раздавался гулкий, словно шаги в пустой подворотне, стук, вызывающий тревогу.