И в тот момент, когда начальник стартового отделения, прижав большим пальцем к кадыку ларингофон расстегнутого шлемофона, с облегчением доложил командиру батареи «Есть готовность один!», вся неистовая гонка тут же прекратилась.
Всё на позиции замерло. Люди распрямились, повеселели, перестали суетиться, переживать. Лишь надрывно и равномерно выли оборотистые генераторы и басовито рычали мощные дизели.
Однако бездействие расчетов не казалось бесконечным покоем – все ждали чего-то важного, для чего опять придется попотеть. Поглядывая на начальника стартового отделения, по его настроению все понимали, что сработали нормально. И по времени, и по точности. Когда контрольная группа полигона сообщит об отсутствии аварийных ошибок, картина обозначится полностью.
*
Наконец, доклад о готовности прошел по всей цепочке управления и вернулся обратно в виде исполнительной команды «Пуск!»
И ожидание прервалось громогласной командой начальника стартового отделения: «Отделение! Пуск! Убрать приборы наведения, раскрепить ракету, все в укрытие…»
Опять всё завертелось в столь бешеном ритме, будто рядом кто-то невзначай уселся на пчелиный рой. Но спустя пару минут неистовой чехарды снова почти всё затихло, а на стартовой позиции остался лишь Андрей Алексеевич. По определенной схеме он обежал свою пусковую, МИП, проверив напоследок всё, что требовалось, убедившись в отсутствии недоделок и ошибок. Только поняв, что всё исполнено, как нужно, бросился в сторону свежевырытого окопчика, в котором с развернутым выносным пультом дожидался старший оператор.
На пусковом столе в напряженном ожидании замерла готовая к старту двухступенчатая красавица. Пусковая установка и МИП поддерживали ее готовность остервенелым воем моторов и генераторов. «Картина, достойная кисти лучшего художника!» – пафосно подумалось Андрею Алексеевичу.
Еще не добежав до выносного пульта, и натягивая на ходу противогаз, Андрей Алексеевич скомандовал: «Связь на меня! Пуск!»
Горский подтвердил команду «Пуск» и с видимым удовольствием вдавил две кнопки в выносной пульт, одновременно запустив ручной секундомер.
Через двадцать две секунды их красавица, величественно подсвеченная заходящим за горизонт солнцем, должна с диким и трудно переносимым даже в застегнутом шлемофоне ревом вздыбить вокруг себя мощное облако пыли и, приподнявшись над ним, с ускорением уйти в небесную высь.
Но ничего не произошло! Ничего! Впрочем, так и должно быть, ведь ракета изначально была учебно-боевой, то есть, нелетающей, можно сказать, ненастоящей.
Тем не менее, всё выполнено на совесть и в полном объеме. Андрей Алексеевич доложил комбату об успешном пуске условной ракеты и, услышав привычное «Принял!», в сердцах швырнул ненужный теперь шлемофон наземь: