– Расскажи о себе, – доносится его тихий вопрос сквозь накатывающую дрёму.
Я приподнимаюсь на его груди, чтобы заглянуть в мягко светящиеся голубые глаза.
– Да особо нечего рассказывать...
– Что-нибудь.
Я снова кладу голову Дезу на грудь, задумавшись.
– Не знаю... Я из бедного промышленного сектора. Отец работал на переработке металла, ещё делали грузовые баржи малой дальности. Мать-повар в их столовой. У меня есть старшая сестра. Она тоже работает там...У неё семья уже, двое детей...Весь городок там работает, больше негде...Бедно, грязно, страшно...Как и в любой колонии Империи...
– И ты?
– Я...Я сбежала. Познакомилась в училище с парнем, который хотел примкнуть к подпольному сопротивлению, и сбежала с ним. Подумала, смотря на родителей и сестру, что хуже уже всё равно не будет.
Дез молчит, поджимая губы, перебирает мои волосы, а потом тихо спрашивает.
– Ты его любила? В тебе грусть какая-то щемящая зашевелилась, когда ты про него сказала.
– Ревнуешь? – я слабо улыбаюсь в ответ.
– Хочу знать.
Я прикрываю глаза, и пред мысленным взором возникает Ден, каким я его помнила. Денни, веселый, бесшабашный, рисковый и по-своему надежный как скала.
– Думала тогда, что любила. Но сейчас уже точно знаю, что нет. Он был просто очень хорошим другом и предложил мне другую жизнь. Может и не лучшую, но хотя бы другую, понимаешь?
Я задумчиво провожу пальцем по груди прайма, вырисовывая замысловатый узор.
– А грусть...Грусть, потому что умер он. На одной из вылазок подстрелили имперские гвардейцы. Почти три года назад.
Чувствую, как мышцы под моей рукой напрягаются, каменеют.
– А ты тоже...участвовала в этих...вылазках? – голос Деза почему-то леденеет, режет ножом.
– Конечно, – я вскидываю на него непонимающий взгляд и вижу, что прайм чуть ли не в бешенстве.
Сильная рука неожиданно обхватывает мою шею, предупреждающе сдавливая, голубые глаза зло мерцают.
– Ты же могла умереть, – цедит он сквозь зубы, сдвинув светлые брови, – Ни за что, просто так! Повстанцы твои – всего лишь кучка маргиналов. Дуреха...
Не знаю почему, но я улыбаюсь. И чем пасмурней Дез становится, тем светлее у меня на душе.
– Сам дурак, – фыркаю в его хмурое лицо и подтягиваюсь поближе, чтобы достать своими губами его, сейчас сжатые в тонкую линию.
– Ну и как бы мы по-твоему встретились, если бы меня гвардейцы не поймали, м?
Легкое касание губ. Едва ощутимое. А током прошивает, будто электрический разряд пропустили. Дез размыкает губы, его рука крепко обхватывает мой затылок, не давая отстраниться. Язык проходится по моим губам, проникает в рот, углубляя поцелуй. Поцелуй, не имеющий ничего общего с тем, что происходит между праймом и айли. Это что-то совсем другое. Сама не понимаю, как я ощущаю эту разницу, нащупываю тонкую грань. Просто знаю, что сейчас он целует меня не для того, чтобы что-то получить, а для того, чтобы отдать. И от этого тело огнём охватывает. Томительным знойным жаром.