Видно было, что Сальма обожает Кайманы: она с чувством расхваливала местный климат, кухню, природу, распахивая передо мной двери очередной гостевой спальни. Вилла была прекрасной: яркой, аутентичной, очень южной, без вычурности и ненавистного пафоса. Правда, одна деталь заставила меня потрясенно замереть, с неверием рассматривая инородный предмет в этом празднике легкости и океанической экзотики.
Сальма привела меня в просторную гостиную и первое, что бросилось в глаза – рояль. Белый, блестящий, новый. Было совершенно очевидно, что его поставили сюда недавно, потому что он абсолютно не вписывался в экзотический интерьер. На столе в корзине лежали кокосы и маракуйя, а на стене висело мачете, и вдруг рояль!
Стало приятно. Неужели Марк запомнил, что я играю? Кажется, у меня стокгольмский синдром. Я начинаю влюбляться в похитителя. Я подошла к инструменту, откинула клап и провела пальцами по клавишам, наполняя комнату нежными звуками. Прекрасно настроен.
– Показать вам пляж? – улыбнулась Сальма.
– Конечно.
Мы покинули дом и сразу попали в буйный тропический сад, поражавший яркостью красок, сладостью запахов и уютным стрекотом цикад.
– Это частный пляж, вас никто не побеспокоит: загорайте, купайтесь, отдыхайте, – говорила Сальма, а я пыталась глаза открыть и впитать в себя райскую красоту острова. Мучнистый песок, гибкие пальмы с глянцевыми широкими листьями и лазурное, ласково-игривое карибское море. В Палм-Бич прекрасные пляжи, а еще я была на Гавайях и на Южном берегу Франции, но только здесь мне захотелось плакать. Виной тому красота вокруг или мое внутреннее состояние, но я позволила паре слезинок скатиться по щеке. Это слезы очищения, им можно.
– Проверю, готов ли обед, – тактично произнесла Сальма, ретировавшись, оставляя меня наедине со своими тараканами. Если бы я была свободней во взглядах, поступках, мышлении – сию же секунду сбросила бы одежду и с головой окунулась бы в кристальную воду, как в день своего крещения. Но вместо этого я только прошлась по мягкой линии прибоя, наслаждаясь морской щекоткой.
Два следующих дня я не могла расслабиться, потому что напряженно ждала возвращения Марка. Предвкушала и боялась. Мысли о муже и отце, о страшной буре, которая, наверняка, разразилась в особняке, гнала прочь. Они отравляли мое существование долгих пять лет, топтали крупицы радости, редко выпадавшие на мою долю. Забрать у меня солнечные дни в раю – не позволю! Единственный, кто мог сейчас до меня дотянуться, с легкостью превратить жизнь в ад, а каждый вздох в пытку – Марк Нортман. Я не могла с точностью предугадать на чем зиждился его мстительный план, но чувствовала, что это опасная игра. В особенности для моего сердца. Он мне все еще нравился. Изменившийся практически до неузнаваемости отзывался внутри тем же теплом. Я очень надеялась, что не поплачусь жестоко за свою любовь с первого взгляда…