– И как ты такой получился? – шепнула я. Невероятная помесь Колли и Джек-рассел-терьера. – Хочешь поехать со мной? – тихо спросила. Собака довольно завиляла хвостом.
К курившему у «Порше» Роджеру я вышла с Никки на руках. Энергичный кобелек – вот чего мне не хватало в жизни. И не хватало не только мне – на вилле все были взбудоражены новым домочадцем. Никки носился, как сумасшедший, лаял на бабочек и топтал ухоженные клумбы. В общем, полное пренебрежение к правилам поведения. Зато он не давал скучать, как и просто сидеть.
– Ах ты трусишка! – кричала я, посылая ногой брызги на берег. Никки плясал возле меня, но в море заходить не решался – начинал чихать, как только мочил нос. – Жди меня здесь.
Я побрела через крупные кристаллы воды, рассекая тихую голубую гавань. Здесь не было никого: только я и легкий соленый шепот. Солнце раскидало яркие лучи, не давая нормально открыть глаза, золотя кожу и согревая замерзшую душу. Хотелось раскинуть руки и крикнуть: я свободна! Но вместо этого замерла, забыв, как дышать. Крепкие руки властно обхватили талию, а горячий шепот обжег ухо:
– Я же сказал никаких трусиков.
Я ослабела в его объятиях, не сразу сообразив, что он спустил их до середины бедер. И мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что сам Марк купается нагишом – мне в поясницу упиралась твердая плоть.
Теплые ладони нырнули под купальник, нетерпеливо сжимая груди, а член возмутительно уткнулся мне в ягодицы.
– Нас увидят… Нельзя так… – я даже попыталась прикрыться.
– Это тоже не нужно, – Марк содрал с меня лиф, затем, резко развернув, осмотрел одобрительно, особенно задерживаясь на заострившихся сосках. – Тебе идет быть плохой девочкой.
Пальцем провел по моим губам, чувственно, со смыслом, гипнотизируя взглядом. От интимности этого жеста все внутри сжалось, наполняясь томлением, напрочь изгоняя всякое понятие о стыдливости. Никогда в жизни я так остро не чувствовала себя женщиной, желанной, необходимой. А Марк Нортман был мужчиной, настоящим, диким, необузданным. Мужчиной с головы до пят. И у меня кружилась голова от исходившей от него опасности: если я отдамся ему, то потеряю не только тело, но и душу. Я на блюдечке вручу ему власть над собой. Но, кажется, меня возьмут даже если я не дам своего согласия.
Он притянул меня к груди, впечатывая в налитое силой тело. Жилистое, твердое, бронзовое. Со свирепым львом, раздирающим в кровь шею.
Марк требовательно накрыл мои губы, выпивая до дна, унося прочь сомнения и страхи. Я вновь почувствовала себя юной девушкой, влюбившейся в сероглазого принца. Того самого, который жарко и властно обнимал меня в ночном саду. Исчезли годы безвольного существования в доме, пропахшем болью, страхом и унижением. Марк изменился – он не принц из девичьих грез. Возможно, он меня погубит, но сейчас не было ничего слаще его поцелуев.