Путешественники остановились у реки, спешились и зачерпнули кружками воду.
– Вот, Талия, возьми письмо и прочти нам, – сказал Айдел, после того как сделал несколько глотков из кружки, до краёв наполненной свежей и холодной водой.
– От кого оно? – спросила вружитка.
– От твоего бывшего опекуна. Брат Афанисий прислал это письмо с помощью неверного слуги князя, тот снёс бумагу в цех книжников, получил там обещанный Афанисием серебряный шестак, и ушёл, а книжники переправили послание нам. Бумажные черви не могут, конечно же, отбить своего гуляку у блудливого князька. А вот нам такое по плечу! Может быть мы и вызволим бывшего учителя Солонука, хотя, главное для нас поговорить с ним.
Талия приоткрыла рот и недоумённо смотрела на младшего цехмейстера. Рыжие пряди вружитки плясали в воздухе. Глаза девушки слезились от быстрых потоков воздуха, хотя, возможно, причиной набежавших слёз не был ветер.
– Но ведь Афанисий умер, я сама видела, как его сожгли! – прошептала Талия.
– Думаю, ты всё же видела лишь горящий дом, а не горящего книжника. – заметил Дед. – Он жив и нам нужно с ним поговорить. Читай письмо, Талия.
Девица развернула серую бумагу и начала читать:
«Добрые мои друзья, умнейшие книжники Вэйсавольда! Обращается к вам брат (что именуется ныне скорбным страдальцем) ранее носивший имя Афанисий! По прихоти злой судьбы и волею своего несчастного нрава был я подвергнут жестокой казни, каковую претерпел от гнусного разбойника, проклятого лиходея, чёрного мага Тамсу из леса Румлон. Тот чародей опутал своими сетями умы и души людей деревни Солонук, и подвергли они меня, старосту Солона и ключника Парафея, жестокой казни. И если прочие упоминаемые люди и были в чём-то повинны перед жителями Солонука, то я, ваш брат, честно служил насельникам того селения. Однако же возвёл на меня напраслину гнуснейший осквернитель Тамсу, и приказал связать меня, запереть в мой же старый дом, вместе с вышеупомянутыми главами деревни, и поджечь то строение, дабы мы трое сгорели живьём. Такую кару выбрал для нас этот чёрный мерзавец. Однако знал я свой дом и удалось мне найти припрятанный в особом месте нож. Тем ножом смог я разрезать путы, хотя повредил при этом свои грешные руки. После этого спустился я в подвал и по особому ходу выбрался наружу. Там увидел я как пляшут и радуются жители Солонука, и как пылает мой дом, в пожаре которого, увы, погибли достойные Солон и Парафей. Притаился я в заросшей яме, а после наступления вечерних сумерек выбрался из деревни. Куда же было бежать мне, одинокому скитальцу, обречённому злой волей подлого чародея на смерть? Бежал я к своему старому благодетелю и, как мне тогда казалось, другу – князю Волчьего воя. Этот важный человек принял меня надлежащим образом. Кормил меня и дал мне кров. Но не только добро совершал князь. Требовал он от меня противоестественной любви, ибо, как знают все в Княжестве, князь и весь его двор погрязли в пороке. Не мог я согласиться на требования этого гордого человека, который желал отдать меня пяти своим конюхам, а сам хотел смотреть на это похотливое и противоестественное действо. Когда же услышал князь мой отказ, он весьма осерчал. Властью своей, но против законов Княжества, приказал он заточить меня в подвале, где каждый день слуги князя обнажали моё тело, привязывали меня особым образом и брали меня силой. Приводил ко мне князь не менее двадцати своих слуг, которые брали меня по очереди снова и снова, иногда используя деревянные орудия, выполненные в виде мужских признаков огромного размера. Ныне знаете вы в какой беде оказался ваш брат, член уважаемого и великого братства книжников. Потому молю вас вызволить меня из этой пучины порока. Попросите помощи у Цеха Весельчаков, ибо против тамошних воинов не устоять бойцам окаянного князя. Посылаю вам это письмо вместе с добрым слугой здешнего правителя. Слуге этому прошу, за доброту его и опасность, которой подвергался он, выдать серебряный шестак. Ваш ожидающий помощи, окаянный и грешный брат Афанисий. Спасите меня, братья! Умоляю!»