Однажды, Мидас, ждавший своего выхода на сцену, не без укоризны заметил: «Они настолько пытаются быть мной, что повторяют мои ошибки».
Перед тем, как выйти на сцену, Мидас понимал, что это его последний раз, когда он играет в этом, ставшем уже родном для него, месте. Понимал, что больше не может находиться тут, что его душа умирает здесь, а та слава, о которой он мечтал, губит его. Он решил пойти попрощаться с Кени.
Выйдя на задний двор салуна, он поднял голову к луне и звездам. Слыша, как разгорается песчаная буря, он вспомнил о той важной ночи, которая навсегда изменила его жизнь и стала точкой невозврата. Он докурил сигарету и щелчком отправил бычок в песок.
Музыкант зашёл к Кени на кухню, тот что-то вдохновленно насвистывал, бегая вокруг плиты и кучи разделочных досок.
– Старик, – произнёс Мидас
– О! Мальчик мой! Хочешь перекусить перед выступлением?
– Нет спасибо, не голоден.
– Случилось что-то? – заметив грустный взгляд Мидаса, заволновался Кени.
– Нет, но… Я попрощаться пришёл с тобой, по-человечески, не хотелось уходить молча.
Кени молчал примерно полминуты, за которые раскрылась вся глубина мудрости бармена, за которую всегда любил его Мидас.
– Ты мечтал о славе, да, малыш? Но совладать с ней не смог, я прав? – совершенно изменившись в лице, спросил Кени
– Да, – сказал Мидас, горько опустив взгляд.
– Я видел это, давно видел, малыш, словно все что у тебя есть сейчас, выматывает, убивает тебя, – погрозил пальцем в сторону Старик
– Ты видел и не сказал раньше? – немного удивился Мидас.
– Нужно, чтобы ты сам дошёл до момента, когда твои вопросы сойдутся с ответами, когда твоя душа поймёт свой дальнейший путь, – бармен совершенно изменился, теперь перед Мидасом стоял не старик, а словно подтянутый боевой офицер, хотя, может, это лишь показалось музыканту. От старика шла сила, та самая внутренняя сила, что была и в самом Мидасе, сила, которую так тяжело обуздать, а старик смог. Он умел ей пользоваться, он умел подчинять её себе, а не быть в её власти. Мудрость поколений, сила, что может свергать небеса, и взгляд полный боли, в котором Мидас узнавал себя.
– Но если я не вижу своего пути? Если получив все желаемое, я устал от этого? – подняв глаза, спросил Мидас
– Если бы ты получил то, что хотел по-настоящему, то ты был бы счастлив малыш, а не сидел на наркотиках и не напивался каждый вечер перед выступлением, пытаясь заглушить в себе то, что заглушить невозможно. С этой болью можно либо смириться и жить дальше, либо сразиться с ней в последнем поединке, – ответил старик, невольно разведя руками.