Некогда Великий Князь Киевский вновь взглянул холодным взором на журналиста и положил руку на свой клинок, вены его шеи на одно мгновение дрогнули.
«Мы долго топчемся на месте. Ходим, примеряемся, долго не решаемся на столь нужный шаг вперёд…»
«Однако когда делаем его весь мир дрожит. Так?»
«Нет. Не перебивай меня. Потом мы, подобно огромному бурому медведю, встаем на задние лапы и показываем свои огромные клыки, но… В момент атаки падаем на рогатину охотника, вовремя соображаем, что это ловушка и убегаем зализывать раны. Как правило, этот шаг приносит пользу, и Россия движется вперёд, однако мы слишком долго гордимся этой «победой». Потом вновь ходи кругам, топчемся на месте, вновь встаём на дыбы, и вновь уползаем зализывать раны».
«Какой, на ваш взгляд, сейчас идёт период в нашей истории?».
«Я думаю из моей речи ясно, что их всего четыре. Россия на задних лапах, Россия на рогатине, Россия зализывающая раны и Россия топчущаяся на месте. Я сомневаюсь, что первые три можно хоть как то отнести к вашему времени. Остаётся лишь один вариант».
«А вы правили в то момент, когда…?»
«Я правил в два этапа. Я поднял своего медведя на дыбы, и я же опустил его на рогатину».
«То есть вскоре нас ждёт…»
«Я не знаю, что ждёт вас».
«Но… Вы же сами только что…»
«Я не знаю, как поднимется медведь, и я не знаю, какой длины будет рогатина».
«Хорошо… Но… Всё же, вы можете сказать хотя бы общие очертания, ведь… Вы… Вы, пожалуй, обладаете наибольшим опытом?»
«Нет!»
«Но почему!?»
«Потому что ты хочешь меня переубедить и показать всем, какой ты гениальный интервьюер. Ты придумал меня в своей голове и в ней же берёшь у меня «материал»… Вскоре ты проснёшься, поймёшь, что подыхаешь от похмелья, осознаешь, что лежишь в чужой кровати, а я являюсь твоим демоном безумия».
Журналист с ужасом взирал на князя и понимал, что его уверенный холодный голос говорит правду… Он, Геннадий Петрович Трувин, репортёр газеты N. города A., скромный бродяга жизни, лет тридцати восьми, сошёл с ума.
В холодном поту он вышел из оцепенения и оказался в прелестной голубовато-белой спаленке: на скромном туалетном столике валялись его мятые брюки и клетчатая рубашка, в комнате витал аромат недорого вина, голова раскалывалась от похмелья, а рядом с ним лежала голая деваха.
Внезапно дверь отворилась, и в проёме появился он… Великий князь Киевский, Святослав Игоревич Храбрый. Его губы растянулись в ужасающей ухмылке, а жилистая рука легла на простое навершие меча нормандской ковки.
«Пожалуйста! Не надо!…»
В ответ на это воздух прорезал холодный смех.