Удивившись, она обернулась.
— Я думала, ты уже в постели, — воскликнула она.
— Я думал, что тебя уже нет в живых! — проревел он, как взбесившийся лев. — Я обзвонил все больницы вдоль побережья!
— Ох, Бен, прости меня.
Она смотрела на него. Карие глаза — озера огорчения. Рот мягкий и нежный. Гнев Бена улетучился в одну секунду. Главное, она дома, в безопасности.
— В следующий раз, Джулия, если ты надумаешь уехать, окажи мне любезность, скажи, куда ты едешь и когда думаешь вернуться. — Он помолчал с секунду или с две и мрачно добавил:
— Конечно, если допустить, что будет следующий раз.
— Что ты имеешь в виду? — Она в изумлении уставилась на него. — Что ты хочешь этим сказать?
— Твой приступ легкой хандры немного затянулся. Я устал от него, Джулия. Фактически я опасно близок к тому, чтобы устать от тебя. У меня полно забот с одним ребенком. Мне не нужен второй. Особенно такой, которому через несколько недель стукнет двадцать четыре. Тебе уже давно пора вырасти, моя дорогая.
Джулия расправила плечи гордым движением.
— Понимаю. И тебя интересует, какие у меня чувства?
Бросить ему в лицо такой вопрос? Будто он совершил недозволенное, рискнув высказать правду! Ярость с новой силой вспыхнула в нем.
Бен вскочил, обошел стол и остановился перед женой.
— Фактически нет, не интересует. Объясняю еще раз: мне не нравится, когда ко мне относятся, будто я пыль. Мне не нравится ложиться в холодную постель, пока женщина, на которой я женился, обсуждает вопрос, желает она или не желает вести себя как жена. Мне не нравится отчитываться за то, что случилось еще до знакомства с ней. Я без конца повторяю mea culpa (моя вина), и от этого мне и на йоту не становится лучше.
Скажу прямо, моя дорогая, я по горло сыт хождением на задних лапах вокруг твоей чувствительности.
Секунду или две Джулия стояла, не шелохнувшись, и решительно смотрела на него.
— Ты грозишь воспользоваться своими супружескими правами независимо от того, согласна я или нет?
Хотел ли он? Небеса знают, его желание никогда не было сильнее. Глубокое, мощное, на уровне одержимости. Он испытывал такую жажду, что сам не понимал, как ему удавалось сдерживаться.
Его личные этические правила спасали его.
Они пришли на помощь и сейчас.
— Я лучше умру, — жестко произнес Бен. — Если женщина добровольно не приходит к мужчине, а он овладевает ею силой, это изнасилование.
И драгоценной теще не удастся повесить мне на шею ярлык насильника. Можешь смело отправляться на свое ложе девственницы.
Он затронул больной нерв. Обида ушла, точно воздух из проколотой шины. Джулия опустилась в кресло рядом с камином и закрыла лицо руками.