Сентябрь 1992. Городок
Лето девяносто второго закончилось. Майя уехала в Киев.
После того августовского вечера, вместившего мой позор и вынужденный грех со Светкой, мы больше не встречались.
Начался учебный год. Мои пионеры пошли в пятый класс, однако не забывали: на переменках не давали проходу, забегали домой проведать. Мы вспоминали летние забавы, пели под гитару пионерские песни и пробовали играть в «угадайки», приспособленные под двенадцатиметровое пространство кельи.
Разговоры и визгливые игры занимали уйму времени, отрывал от книг. Приходилось готовиться ночами, поскольку в ноябре мне нужно было ехать на сессию в Киев. Там и с Майей решил помириться.
Не то, чтобы чувствовал вину перед нею – в целом Майя сама виновата. Однако совесть пощипывала, напоминала. Двухчасовое наваждение со Светкой прошло как сон (или приснилось – она же говорила), зато породило многодневные самокопания. Оно того стоило?
«Стоило…» – ворковал Демон.
«Не стоило!» – упрекал Гном.
А я не знал ответа. И ещё понимал, что Майя мне много дороже, чем раньше думал.
Глава пятая
Ноябрь 1992. Киев
Осенней сессии в институте ждал как освобождения. Надоела школа, городецкая рутина, даже пионеры, которые обседали на переменах, караулили после уроков, приходили в гости, лишали покоя. Потерянная душа хотела новых лиц, голосов, запахов и всего, что связано с перемещением в пространстве.
Выехал загодя, за два дня до начала занятий. Бродил осенним городом, разглядывал непривычную жизнь.
По детской памяти ждал от Киева праздника, особенно в начале ноября, в годовщину Революции. Однако столица незалежной Украины без кумачового убранства казалась блёклой и грязной.
Обесцвечивание не пошло на пользу древнему городу, как и унылым киевлянам. Копошливая масса двигалась по инерции, конвульсивно содрогалась, тужилась приспособиться к новому времени, свергала старых богов. Свято место заполнялось богами новыми, опереточными, в которых верилось с трудом.
Но так казалось мне, песчинке чуждой, которая существовала в своём провинциальном книжном мире, и заботилась более важными личными проблемами.
Главной проблемой, терзавшей сердце, была предстоящая (возможная ли?) встреча с Майей, вернее – идти к ней мириться или не идти? А ещё думал о Миросе: как поступить, если потянет отмечать очередной зачёт? Понятное дело, я зарёкся с нею «ничего и никогда!», но своим зарокам я цену знаю. Тем более, если Майя не простит, а Мирося потянет.
Проблемы разрешились сами собой. Мирося на сессию в институт не приехала, как возмущался староста – без объяснения причин. Что касается Майи, то, выслушав мой, приспособленный для чужих ушей рассказ, дядька пригорюнился, однако посоветовал первым к ней на поклон не идти, поскольку чувствует Майя себя превосходно, учиться на отлично и, вроде… у неё кто-то завёлся. При этом, дядька вёл себя настороженно, будто сам к тому причастен. Грешным делом я на дядьку подумал – только он тут причём?! А вот Майя!