Не скажу, чтобы крепко терзался ревностью, но стало обидно. Выходило, брехал Юрка о нашей свадьбе, ошиблась говорливая Марийка.
Нужно было жить дальше. Решил отбросить амурные бредни, к Майе не ходить. Уж лучше в музеи, или в Лавру наведаться.
В один из зябких ноябрьских вечеров добирался из института. Сел в разбитый троллейбус, возле окна примостился, в полудрёме поплыл Воздухофлотским проспектом, размышляя о перипетиях любви и Майиной возможной измене.
Вроде ничего особенного – дело житейское, старо как мир. Но как представлю, что она с другим так же попкой виляла, подавалась, повизгивала, так же закусывала нижнюю губу…
Внезапно мир раскололся ярко-розовой вспышкой на прикрытых веках!
Повеяло гарью.
Жутко заверещала бабка на соседнем сидении!
Колючий испуг пронизал тело, защекотал, зацарапал.
Я подскочил, огляделся: на фоне искрящего синеватого пламени метались напуганные пассажиры.
Понял, что стоим. И горим. Приехали…
Зажал под мышкой сумку с конспектами, бросился к задним дверям. Там и без меня клубком переплелись десяток тел: отпихивали друг друга, пытались разнять заклинившие створки.
Подскочил к окну, дёрнул фрамугу – закрыто намертво. Заклепали на зиму.
В горле першило от едкого дыма.
Клубок визжал, трамбовался в корму троллейбуса, спасаясь от подступавшего огня.
Эх! Глупо-то как … мамку жалко – одна останется… столько книг непрочитанных… с Майей не помирился… никогда Марийку не увижу …
Под сердцем потяжелело, запекло – просыпалась Хранительница.
Рано прощаться!
Отбросил сумку, протиснулся к цельному окну, приноровился, ударил локтем. Не поддалось.
«Ещё!..» – зашипела Змея.
Ударил! Ещё раз, и ещё, слабее и слабее, расходуя остатки удержанного воздуха.
«Ещё раз!..».
Бликующая преграда дрогнула, прогнулась, брызнула россыпью кроваво-серебристых капелек.
Не раздумывая, кинулся головой в проём. Тело напряглось, приняло удар на плечо с перекатом. Голова взорвалась фейерверком разнокалиберных пульсаров.
На воле!
Не разгибаясь, на четвереньках отполз подальше от пекла.
Упал на бордюр.
Вроде живой…
Троллейбус горел от кабины водителя. Подсвеченные, как в аквариуме, напуганные рыбы кинулись к выбитому окну, жадно вдыхали воздух живого мира. Кто смелее и помоложе – отчаянно ныряли, кулями падали на асфальт, на нижележащих. Остальные вопили, протягивали руки, просили помощи.
Смотрел на пожар отстраненно, будто в кино. Меня изрядно подташнивало, саднило плечо, нестерпимо жгла правая щека.
«Нужно двери открыть в троллейбусе…» – подсказал ушибленный Гном.
Вокруг столпилось множество зевак, однако на помощь никто не спешил. Из трусливой массы вынырнул невысокий мужичок, подбежал к задней двери, попытался выломать руками. Та не продавалась.