Провалялся я в больнице без малого месяц. Повязки сняли через две недели, но выписывать не спешили, наблюдали протекание ожоговой травмы, – как объяснил сухонький доктор-комбустиолог.
Скучать особо не пришлось. Постоянно дядька навещал – книги принёс, мамка приезжала с Юркой. Однако наибольшим сюрпризом стал Майин визит.
За время больничного безделья постоянно думал о ней, хоть и вспоминать особо было нечего: несколько сладких соитий, несколько стыдных; пупырчатые ореолки, обрамляющие камешки сосков; прыщик на попке; горячая курчавость меж застенчиво сжатых ног; а остальное – упрёки, поучения, разговоры о политике и незалежности, прочая ерунда. Между тем, в горящем троллейбусе, вспомнил я о Майе (ни о Зине, даже ни об Ане!), а это многое значит. Видимо в укромных завитках моей пропащей души Майя занимала только ей отведённое, незаменимое место.
Я уже свыкся с тем, что наши отношения закончились. Но не покидало чувство вины, а пуще – колючей ревности. Недавнее приключение остудило мой пыл, но сердце продолжало пощипывать, особенно ночами, в беспокойной больничной тишине.
И тут пришла заплаканная Майя. Сашка-сосед подморгнул, геройски поднялся, пошкандыбал гулять по коридору, освобождая нам пространство для объяснений.
А объяснения случились неожиданные: такой виноватой, щебечущей Майи никогда не видел. Оказалось, она только узнала от дядьки о моих подвигах, и о том, что лежу в ожоговом центре. Мы необычно посвиданьичали, даже целовались.
После того визита Майя каждый день после занятий приходила ко мне, вынуждая Александра Ивановича совершать по коридорам шагательные разминки. В одно из таких посещений у меня тоже случилась разминка, однако, не выходя из палаты, дверь которой пришлось запереть изнутри ножкой табурета.
Отпустили из больницы во второй половине декабря. На пару дней поселился у дядьки – сдавал «хвосты» пропущенной сессии. Проблем особых это не доставило, поскольку многие читали заметку в «Вечернем Киеве» о студенте-заочнике исторического факультета, который, вместо экзаменов слинял на больничную койку.
С Майей встречались вечерами: гуляли обветренным городом, ходили в кино, целовались в парке. Чудеса невиданной нежности продолжались. О Майиной гипотетической измене, озвученной дядькой, как и моей, реальной, не вспоминали. Вроде не случилось ничего, как и четырехмесячной разлуки.
Вот только в гости к дядьке Майя идти отказывалась. Несколько раз намекал ей, имея на то свои соображения, однако девушка смущаясь, переводила разговор на другое, или закрывала мои губы своими, мягкими и горячими.