– Предложение выглядит достаточно заманчиво, – Даниэль задумчиво царапнул ногтем кончик острого носа, – но… Премия сама себя не получит, Уилл.
– Еще одна шутка про мою смерть, и ты полетишь вниз с этой лестницы.
Уильям приветливо и добродушно улыбнулся другу, намекая, что для беспокойства нет ни малейшей причины, но дружелюбность этой улыбки была слишком показной, и сквозь мягкую маску доброго мужчины проступали язвительные и едкие нотки липкого яда. Уильям чувствовал, как мышцы его лица сводит от тупой ноющей боли, пульсирующей через каждую клеточку его мозга, и напряжения, с которым мужчина пытался улыбаться и разговаривать. Уильям чувствовал, как его губы изгибаются в кривой сломленной ухмылке, словно кто-то тянет за невидимые ниточки, заставляя его тело повиноваться. Уильям чувствовал, как его пальцы медленно подносят ко рту сигарету и губы тут же обхватывают спрессованный кончик.
Уильям чувствовал каждое своё действие так, словно он был молчаливым наблюдателем в зале театра.
Даниэль дёрнулся, помедлил пару мгновений и похлопал Уильяма по плечу, растягивая свои пухлые губы в коронной усмешке семьи Куэрво: Уилл мог поклясться, что точно такое же выражение было у кузена Даниэля каждый раз, как они встречались.
– Уилл, malparido…
– И да, – взгляд Уилла опасно сверкнул в сторону товарища, а голос понизился до угрожающего шёпота, с которым Уилл обычно предлагал очередной жертве сыграть партию в покер, – еще раз назовёшь меня ублюдком – я всем расскажу о твоём маленьком секретике с дочерью сенатора.
– Хорошо, дружище, – Даниэль тут же вскинул руки в примирительном жесте и обворожительно – по меркам всех женщин, с которыми он был знаком, и в первую очередь мамы – улыбнулся. – Все понял.
Уильям медленно повёл головой, отгоняя липкий тягучий туман, и опасно покачнулся, наконец обретя полный контроль над своим телом и вслепую хватаясь за холодный ржавый поручень. Каждое движение давалось ему с большим трудом, каждый вздох пронзал грудь маленькими иголочками, вгонявшимися под ребра, а тело хрустело и трещало после онемения так, что Уиллу стало боязно, как бы случайно не сломать себе что-нибудь в глупых попытках скинуть с себя тяжёлое бремя похмелья.
Забивавший лёгкие густой горький дым отрезвлял, медленно пробирался по жилам Уилла и вытеснял молочный туман, казалось, застлавший собой каждую, даже самую невольную мысль, возникающую в разуме Уилла. Все вокруг казалось ненастоящим, потянувшимся мутной плёнкой серости: машины шумели будто издалека, солнечные лучи тонули в тяжёлых свинцовых тучах, а все цвета потемнели. Хотелось протянуть руку и мазнуть кончиками пальцев по грязной поверхности реальности, чтобы снять с неё липкий и грязный слой пыли. Хотелось закричать, чтобы разбить невидимый купол на мелкие осколки, как если бы он был реальным, как если бы Уильям мог из него вырваться…