06.02.2021
07:04 (время точное)
Слова в который раз потеряли для меня свою жизнеспособность, снова умерли для меня, и если бы они имели тела их можно было бы закапывать в землю. Полная невозможность писать. В когда-то отсеченную голову вернулась боль, та которая была в момент её отделения от тела и сейчас она, эта боль, возникла чуть ниже подбородка, точно в том месте куда я вернул эту голову когда-то телу. А может эта боль чье-то предупреждение? Не знаю…Посмотрим.
Этот же день.
(Время неизвестно)
Внутри все ожило и что-то позволило писать. Или кто-то. Уже неважно.
Момент вхождения в историю уже наступает и вот мгновение инициации в неё…
Итак, я пока в настоящем. Вечер. Стою на кухне и что-то разогреваю на плите, взятое в местной кулинарии. Чувствую себя при этом, впрочем как и всегда, вовремя этого занятия, каким-то старым механизмом, подержанной машиной, в которую час от часу надо заливать что-то техническое: масло или жидкость для двигателя, иначе дальше не сдвинется с места и запахи от этой еды, которые сейчас распространяются вокруг меня только усиливают это впечатление. Явно в той кулинарии стараются не для живых…
Но почему я вспомнил об этом? Почему такое вступление в эту историю? А потому что точно такие же запахи были в той квартире, в которую я попал в конце семидесятых в Москве. Это была большая квартира в сталинском доме на проспекте Вернадского, на третьем или четвертом этаже, точно уже не помню. Эти запахи технической химии, ничего общего не имеющие с запахами нормальной еды, словно голодную собаку, привели мою память к дверям этой квартиры. Она была почти ничем непримечательна, кроме, пожалуй, своего хозяина. Нестарого ещё мужчины, аккуратного, атлетического сложения, которая выдавала в нем бывшего сотрудника спецслужб. Но не это обращало на себя внимание. Глаза. Его глаза притягивали к себе какой-то странной особенностью, необычностью, тёмно-карие, почти чёрные, они совсем не подходили к его славянской внешности. Они были чужими на его лице, совсем чужими… Но не это ещё было странным и удивительным в них, они, эти глаза – жили на его лице, казалось, совсем отдельной от него, от этого лица, жизнью, да и не только от этого лица, но от него самого тоже. Они были для этого мужчины явно неродными, словно кто-то взял их и вставил ему случайно вместо своих, а потом забыл вернуть обратно, а может и не забыл…
Впервые минуты знакомства с ним я не знал как на эту особенность его глаз реагировать, но меня отвлёк, спас разговор с ним о том деле, с которым я пришёл к нему в тот день, а пришёл я к нему, чтобы купить пару старинных индийских монет для одного коллекционера. Иван Алексеевич, так звали моего нового знакомого, много лет проработал в этой стране, и за долгие годы пребывания там собрал неплохую коллекцию местных монет. И всё было бы хорошо при это разговоре, если бы он не смотрел на меня, а точнее сквозь меня своими явно инородными глазами. Эта необычность ещё больше усиливалась, когда он ко мне приближался и пытался вглядеться в меня, как будто я стоял не рядом с ним, а где-то не здесь, в отдалении от него.