– Именно в таком виде мужчины любят видеть своих невест, – снова послышался этот голос. – Можно назвать его взъерошенным... или менее совершенным после касаний щек, которые прижимались весь день к ее щекам, рук, которые пожимали ее руки, после танцев с кавалерами.
Джесси медленно склонился над Абигейл и вытянул несколько прядей волос из-за уха. Делал он это серьезно, без улыбки, изучая и примеривая. Абигейл поняла, что ее французский пучок уничтожен, но сидела как в трансе, пока он распускал ее волосы. Потом Джесси обошел вокруг кресла.
– Ему нравятся волоски, которые свисают то тут, то там, прилипая к ее влажной коже.
Нет, Джесси, нет, подумала она, по-прежнему сидя как завороженная. Джесси смочил кончик своего пальца языком, дотронулся им до ямки на щеке Абигейл и прилепил к ней локон. Она видела все словно со стороны – кончик языка, длинный палец, влажный, холодный участок кожи. Она пыталась не думать о том, как много частей ее тела он трогал своим языком, но он снова поднес палец ко рту и повторил операцию на другой щеке. Затем он немного отошел и одобрительно сказал:
– О, намного лучше, Эбби. Дэвиду это понравится.
Абигейл сжала подлокотники и уставилась снизу вверх на него. Все места, до которых он дотрагивался, и многие из тех, до которых не дотрагивался, бешено пульсировали.
– Ты слишком напряжена. Невесты не сжимают подлокотники кресел, словно напуганы до смерти.
Волосы Джесси оказались очень близко от лица Абигейл. Джесси снял ее руки с подлокотников, приказал тем же сказочным голосом:
– Расслабься, – и легонько встряхнул их. Запястья Абигейл неохотно поддались и стали более вялыми.
– Точно так же, как в твоей спальне в ту ночь, когда ты рассмеялась, – напомнил он. – Помнишь?
Она позволила ему делать с ее облаченными в кружева запястьями все, что угодно. Одну руку он перевернул и положил ладонью кверху на бедро.
– Вот так, – пробормотал Джесси и, пробежав одним пальцем от запястья до кончика ее среднего пальца, встряхнул его, чтобы убедиться, что он расслаблен.
Абигейл затрепетала, Джесси на мгновение исчез. Расширившиеся глаза Абигейл ждали появления его темного лица перед собой.
– Теперь вуаль... – он принес ее – белое облачко в смуглой, мускулстой руке. – Символ чистоты, который вот-вот должен быть отброшен.
Когда его рука приблизилась к Абигейл, ее сердце бешено забилось, но Джесси только повесил фату на резной флерон возле ее виска и принес ее кружевной шлейф, который положил ниспадающими складками на ее колени.
– Ладонью кверху, Эб, хорошо? Материя заскользила по ее руке, как будто только что устало снятая с головы. Джесси поднял другую руку Абигейл и изогнул запястье, как ивовую ветвь, через подлокотник. Он присел на одно колено возле нее.