Смотри внимательнее. Вечер, поздний вечер. Темно. Вот она в кресле, лампа на журнальном столике под терракотового цвета бумажным абажуром. Убирает волосы, тянется за сигаретой. Какие лёгкие и простые движения. Она не думает о том, как выглядит, она спокойна и умна сейчас. И кажется, счастлива. Смотри. И скажи мне, кто она? Официантка? Не знаешь. И я не знаю. И череп не знает. Для него это вообще запредельный вопрос. Он ведь только череп. Её череп. Это она купила его в магазине для художников, где продают краски, бумагу, блокноты, впрочем, я не об этом…
Знаешь, наверное, я бы тоже хотел стать ее черепом. Иногда. На время. Ты поверишь, если я скажу, что его глаза загорались, когда утром она выходила из душа, горячая и голая шла к окну и разбрасывала шторы в стороны? Воздух. Ветер. Ранее утро большого города. Шум. Город едет, движется сам сквозь себя. Как та змея, что проглотила свой хвост и движется, движется сама в себя. Пятнадцать этажей. Город со всей своей грубой смесью дорожного рева, строительного лязга, мата соседей и гнусавого социально вредного рэпа входит к ней в окно. Незваный. Неизвестный. Грубый. Далекий.
Старый я сказал бы: "Холодно, сквозняки"… но гипсовый череп Мартин только жмурился и улыбался, когда прохладная свежая волна воздуха оглаживала его безупречно белый лоб.
Иногда она разговаривала с ним. Имя, кстати, она тоже сама придумала. Когда открывала этикетку с его основания.
Иногда, проходя мимо его полки на стеллаже с книгами, она касалась его холодного белого лба своими горячими пальцами. Эти ласки, длившиеся мгновение, для него становились часами воспоминаний. Когда она уходила. Когда он оставался совсем один. Ты же понимаешь, что он никогда не знал, куда она уходила? Он же череп. И то, что у него было такое потрясающее имя – Мартин, ему не помогало. Может и наоборот. В ее отношении к нему было что-то не совсем правильное. Личное. А такое отношение может изменить даже череп. Ты знаешь.
Часто вечерами она приходила не одна. Скажу тебе честно, у нее было много мужчин. Она легко знакомилась, легко прощалась. Ее новый бойфренд был лысоват и не очень молод. Старше, чем она. Они пили вино, ели что-то сладкое и ложились вместе в её постель. Постель была вне поле зрения черепа. Поэтому он не видел, что там происходило. И я не расскажу тебе об этом тоже. Мы будем молчать. Я и Мартин.
В ее доме было много книг. Много книг о смерти. Я знаю, все хорошие книги в той или иной степени об этом. Но некоторые особенно. И эти особенные стояли на её полках. Не уверен, что она читала их. Может, просто покупала книжки с такими названиями? "Увидеть Лондон и умереть" "Убить пересмешника" "История с кладбищем"… и прочие. Понимаешь, какая это странная библиотека? Она, кажется, не читала ничего из того, что стояло у нее на полках, лежало на журнальном столики и на полу у дивана. Ветерок из окна перелистывал иногда страницы открытых на середине "Погребальных традиций Майя". Иллюстрация с отрезанными головами, которыми высокие худые индейцы играли в футбол, сменялась схемой ритуальных ножей, где центральное место занимали огромные щипцы для извлечения печени. Увлек ее инструмент или понравились мускулистые обнаженные тела игроков? Я не знаю. Мартин, считал, что она остановилась на второй главе и до отрезанных голов ещё не дочитала.