— Хотел бы я это знать. Кто-то никак не может забыть знатного покойника.
— Майк детектив, Кей, — сообщила Мата. — Было совершено два убийства и он расследует это дело.
— И пока вхолостую, — признался я.
— Действительно? — ее брови немного приподнялись. Она зажала мундштук зубами и осмотрела меня с ног до головы, как бы оценивая мои сексуальные способности. — Звучит заманчиво...
— Вы не собираетесь вернуться к своему воину, леди? — осведомилась у нее Мата. — Сейчас на сцене начнется битва.
Кей нахмурилась и распрощалась со мной, чуть придержав мою руку и многозначительно уставившись на мои брюки. Когда она была уже далеко от нас, Мата взяла меня под руку.
— Кей замечательная подруга, но если вы настоящий мужчина, то ее не сдержать.
— Старенькая, добренькая Кей, — посочувствовал я.
— К счастью, я отлично ее знаю.
— И все присутствующие тоже.
— Да. Если вы желаете познакомиться еще с какой-нибудь знаменитостью, я могу провести вас за кулисы и показать парочку молоденьких голливудских звездочек, телезнаменитость и лучшего в стране комика.
— Не надо, — остановил я ее, — мне хватит и вас.
Она снова прижалась ко мне, и мне вновь захотелось расцеловать ее.
Какой-то парень хлопнул ее по спине и предупредил:
— Еще две минуты, Мата.
Вероятно, он умел читать мысли, так как был тих и печален. Мата кивнула. Он ушел, а я кивнув на него, заметил:
— Этот парень высох от любви к вам.
Она посмотрела ему вслед и повернулась ко мне.
— Знаю. Ему только восемнадцать лет и я опасаюсь, что он слишком горяч. В прошлом месяце он был влюблен в Эллен О'Рорк и пришел в такое отчаяние, узнав, что она замужем, что стал чахнуть на глазах. Это его я отвозила в больницу в тот вечер, когда ко мне залез Декер.
— А что с ним случилось?
— Он устанавливал декорации и упал с лестницы.
Лохматый тип в конце зала яростно заиграл на пианино, приглашая всех занять на сцене свое место. Люди в тогах вылезли из кресел и я заметил еще несколько смазливых девчонок. Этим деткам было абсолютно все равно, как они выглядят в свете юпитеров. Их тоги легко просвечивались, открывая четкие силуэты тела, и я был единственным зрителем, который наслаждался этим, пока Мата не пихнула меня в спину.
— Смотрите, я буду ревновать, Майк.
— Искусство выше политики, — возразил я.
Мата сказала всего несколько слов, но их тон заставил меня оторваться от сцены и повернуться к ней. Она полулежала в кресле, подобно мифической нимфе, ее окружали складки тоги. Тога была распахнута до пояса и на ее губах блуждала легкая улыбка. В полумраке она казалась греческой статуэткой, ее теплая и живая зовущая меня плоть поднималась и опускалась в такт ее учащенному дыханию. Но прежде чем я успел протянуть руку к ее сокровищу, она запахнула тогу и выскользнула из кресла.