И все!
Больное наваждение кончилось. Ничего не свернулось, не потекло по ногам, ничего не сжалось. И животом я ощущала, что и у него нет. Он был не Аид с портрета, не новый муж Джесс, которого следовало немедленно увести и уложить в койку. Он был мой отец и пах, как отец и он был отцом. А все остальное, то мерзкое, со стыдом… схлынуло.
Я встала на цыпочки и потершись носом о его нос, коснулась закрытыми губами его сухих губ.
– Люблю тебя, папочка! – прошептала я и снова, всем телом прильнув к нему, обвила его руками за шею.
Вновь ничего. Ничего порочного и больного. Только теплое, ничем не омрачаемое чувство любви к отцу. Ничего больше. Только папочкин запах. Такой привычный, такой родной.
– Я тоже люблю тебя, – ответил он сдавленным голосом. Отец еле слышно втянул в себя воздух носом и выдохнул. – Моя маленькая девочка…
Себастьян:
Граф захлопнул дверь, не дослушав речи жены.
Ничего нового. Как с цепи сорвалась. Неужели, не ясно: у него нет больше поводов ее радовать, выходя с ней в люди. И да, она виновата в том, что ее мужу требуется дополнительная женщина, чтобы быть счастливым. И да, это она виновата, что Ви ушла, потому что… Вот потому! Благодаря дяде Мартину, он мог теперь, вообще, посадить жену в бочку и сбросить в Эльбу, как дядя всегда мечтал.
Он так и не узнал, в чем причина. Измена в ответ на его собственные измены, вряд ли тянула на подобную неприязнь, но дядя твердил, что дело в измене. И Себастьян, которого мало что в этой жизни волновало, отстал.
Сперва они с Маритой старались вести себя, как было при Ви, но обоюдное раздражение нарастало. И уже очень непросто было пропускать мимо ушей ее хлесткие намеки по поводу молодых французов и хорошеньких кузиночек Ви. Жена бесила его уже тем, что существовала. И как Себастьян не пытался найти в груди то теплое чувство, что испытал в тот последний вечер, он не нашел.
Теперь, когда жизнь вернулась в накатанное русло, то стала невыносимой. Он без того уже разрешил Рене гостить у Лизель так часто, что у них с Маргарет появились собственные комнаты. Но сам он переехать не мог.
Филипп познакомил его по крайней мере с десятью девушками, – теперь он уже не видел ничего унизительного в том, чтобы им платить. Они были много честнее его любовниц и называли всю сумму сразу. Но ни с одной из них ему не понравилось. Точнее, понравилось, но не так, как с Ви. Окрыляющего чувства не появилось: Себастьяну всегда больше нравилось доставлять удовольствие, а не получать.
Проститутки получали удовольствие только уходя, и он был достаточно проницателен, чтобы понимать это.