Последний сын графа (Кет) - страница 72

Чуть-чуть смутившись, я дернула плечом:

– Когда я пыталась затащить тебя в постель ради секса, ты отбрыкивался.

– Я отбрыкивался ДО того, как я с тобой переспал. И к слову: овуляция бывает раз в месяц, а не когда тебе захотелось, чтоб я пришел. Чтоб ты была в курсе, как я «отбрыкивался».

Я рассмеялась, нисколько и ни о чем не жалея.

– Ты врешь, как и все мужчины! А я вот выяснила, что если слегка побегать по лестнице взад-вперед, дешевый градусник говорит, что бывает!

На этот раз рассмеялся он.

– Ты поэтому мне призналась? Когда из-за своего живота ты перестала видеть ступеньки?

– Да… И да, мне нравилось. Да, я хорошо выглядела, но я не хочу рожать, как твоя кобыла. Я думала… Думала, что я тебе нравлюсь.

– Нравишься.

– Тогда зачем нам новые дети? Ты ведь спал с кем-то и просто так, без детей.

Себастьян слегка поморщился.

– По поводу второго ребенка, это недоразумение… Обычно, стоило мне только намекнуть, твоя одежда сама на пол падала. А после родов, ты мне даже обнять себя не давала. Все время пряталась и я… Ну, сперва, я злился, потом подумал: да и хрен с ней. Хочет ребенка, родим ребенка и попросил Мартина убедить Лизель.

– После родов я была больной, разбитой и истекающей молоком. Я хотела быть легкой и веселой как раньше, но не могла. Я болела… Мне нужно было время, чтоб снова стать такой, как я тебе нравилась. Если б я тебя обняла, ты бы ко мне приклеился… Мне было неловко.

– Если бы ты была просто моей любовницей, я бы уже тебя бросил, – проронил он. – Так и не узнав, почему.

– Если бы я была просто твоей любовницей, я бы предохранялась и такой ситуации просто не возникло бы! – парировала я. Потом устыдилась. – Ты прав: нам в самом деле нужно работать над коммуникацией.

Мы помолчали, не зная, как разбить лед.

– Хочешь, я тебе минет сделаю? – предложила я.

Себастьян рассмеялся:

– Вот это – моя любимая девочка! Иди сюда!..

Я громко выдохнула, резко откинув голову, когда его губы коснулись меня внизу. Боже, как хорошо… Но сказать это, даже застонать не успела: в холле кто-то закричал. Кто-то зарыдал… Дом ожил, там и сям захлопали двери.

Мы подскочили, резко переглянувшись:

– Что происходит, черт подери?

По общему коридору из Галереи в мое крыло, громко шлепая босыми ногами о каменный пол, бежал ребенок.

– Папа! Папочка! – закричал Рене, стуча кулачками в дверь, а потом расплакался. – Папочка…

Дядя Мартин умер!

То была долгая и очень темная ночь.

Утратив сразу же все амбиции, Лизель сидела в том же кресле у огонька. В той самой гостиной, где Мартин в последний раз не дорассказал анекдот про епископа и монашку. Сидела и молча смотрела прямо перед собой.