– Естественно, дорогой. Как только я отправлю Верену прочь, ты можешь приходить к нам, как обычно. Когда захочешь. Когда она вернется, я думаю, я сумею ей объяснить. Она сама еще хорошо помнит Джессику.
– Но это такая чушь, Элизабет! Я всего лишь потрепался с женой.
Женщина помолчала, потом глубоко вздохнула и подняла голову.
– Ты никогда с ней просто так не трепался. Не обнимал ее, не целовал ей руки, и в свет ее так часто не выводил. Я никогда бы не впутала в такое дело Верену, если бы хоть на миг заподозрила, что ты способен…
Хоть капельку привязаться к своей жене.
После ухода Лизель, Себастьян какое-то время не двигался. Прокручивал в уме варианты и понимал, что она права.
Жена никогда еще не казалась ему такой интересной, как в этот последний год, что они провели с Вереной. Теперь все развалится без нее, станет так, как и было. Теперь, когда ему больше не за что быть благодарным жене, он не станет насиловать себя, выводя ее в люди. Марита заскучает, начнет, конечно, его пилить. И его станет мутить от одного ее тихого, обвиняющего голоса, похожего на жужжание циркулярной пилы. Он станет пропадать на конюшне, познакомится с парой новых девчонок, которые его отвлекут.
Девчонок, которые будут звать его «папочкой» и пилить, чтобы больше вкладывался.
Какой же он идиот!
Сама Марита сказала, что женщины способны ревновать, даже не любя. Как же он мог быть таким слепым? Пропускать все ее «шпильки» мимо ушей? Позволять себе сомневаться в любви Верены?
Искренней Марита была только один раз.
Когда визжала:
– Ты не получишь титула! Графиней всегда буду только я, а ты – навсегда останешься игрушкой в постели! Сексигрушкой для старика!
Она притворилась его подругой и убедила в том его самого. Что он старик, как бы молодо он ни выглядел.
– И этот соплежуй был моим любимчиком, – сказал голос Мартина в его голове.
И как-то сразу, со всех сторон накатили воспоминания.
Себастьян вспомнил, как раньше, давным-давно, когда добрый дядюшка, выкушав пол погреба в одно рыло, заявлял брату, что во всем его выводке лишь один кобелек. Себастьян. И все боялись ему хоть слово против сказать. Молчали и старый граф, и Седрик, и Серафино. И ждали, пока он допьется, свалится с лошади, свернув себе шею и все они тогда заживут…
Мартин пережил всех троих, чтобы спокойно умереть в кресле. С бокалом вина в руке и в объятиях Лизель… Как же она рыдала, кто бы подумать мог? Себастьян просто не представлял, будто эта женщина, вообще, способна на слезы.
Дай тебе бог, сынок, однажды встретить девчонку …
Себастьян помнил время, когда его дядюшка вдруг сошелся с ней. Сошелся так неожиданно, как крыша падает с дома. Закончились его пьяные скачки, закончились оскорбительные выходки, закончились обзоры «помета». Даже с племянником он стал меньше времени проводить.